Утренний ветер

— Вот что, молодой человек… Мне нужно закрыть окно, и если вы не сойдете…

Она подняла кружку, а Рудо смотрел на нее умоляюще. Напрасно! Мариенка закрыла раму, и он вынужден был спрыгнуть прямо в лужу.

— Спесивая красавица! У тебя, видно, не сердце, а холодильник! — крикнул он, не выдержав.

Мариенка тоже не осталась перед ним в долгу:

— Чего сюда пришел! Или тебе мало тех размалеванных красавиц, с которыми гуляешь?

Она оперлась лбом на оконную раму и закрыла глаза руками. «Еще подумает, — упрекала она себя, — что я ревную его. А вообще, чего я с ним разговаривала!»

Она решила, что после всего случившегося даже не посмотрит на него, но не выдержала. Выглянув из окна, она увидела, как шел он по дороге с опущенной головой. Тьма вскоре поглотила его.

Он появился перед ней так неожиданно и своей развязностью обидел ее. А теперь она взволновалась: что о ней подумает Рудо?

Бывает так, что человек идет по улице и ничего не видит. Дерутся мальчишки, а он их молча обходит. И вдруг его может взволновать пустяк: какой-то растрепанный шалопай показал язык своему товарищу. И человек начнет ругать озорника, как отец собственного сына.

Нечто подобное переживала сейчас и Мариенка. Не раз женатые мужчины выхаживали перед ней, как индюки, и после третьей рюмки заводили всякие скользкие разговоры. Но Мариенка делала вид, что ничего не слышит.

Она была сиротой. Вырастила ее тетя. Отца она почти не помнила. Знала его разве только по фотографии. А когда о нем заходила речь, ей вспоминался далекий и мрачный осенний день. Шел дождь. Люди стояли под дождем около глубокой ямы и пели. Мама плакала, а Мариенка, которую тетя держала на руках, не хотела сидеть спокойно. Она била ножками, протягивала ручки в сторону кучи глины и кричала: «Хочу играть в песочек, хочу делать пирожки!» Позднее ее грызла совесть. Она узнала, что это были похороны отца. Его засыпало в шахте. Еще Мариенка помнила шахтеров в черных одеждах, как они бросали землю в яму.

Маму Мариенка помнила лучше. Вместе с ней она ходила осенью в поле, и пока та копала вместе с другими женщинами картошку, Мариенка собирала цветы. Во время обеда они сидели на меже, пили кислое молоко, и женщины, как осы, приставали к матери:

— Скажи, Гана, что потом будет? Как жизнь наша сложится?

На вопросы мать отвечала долго и тихо. А женщины смотрели ей прямо в рот и ждали ответа на таинственное «потом». Всем им опостылела тяжелая жизнь, и они жаждали перемен, лучшей доли хотя бы для детей.

Потом, потом… Мариенка запомнила, как однажды мать показала на нее и сказала:

— И моя бедняжка потом будет сыта, как Илонка нотариуса.

Илонка… У той было все: и куклы, и вкусные булки. Мариенка втайне мечтала, что однажды придет какой-то светлый день, когда мамочка принесет ей куклу с большими стеклянными глазами, куклу, которая умеет говорить «мама».

Мариенкина мама не была похожа на остальных женщин. Однажды она смело заговорила о справедливости с помещиком Колариком, довольно еще молодым и любящим выпить мужчиной. Произошло это утром, а вечером того же дня он зашел к ним домой.

— Где твоя мамочка, крошка? — спросил он Мариенку, и когда та ответила ему, что сейчас придет, что она на минутку ушла к соседям, он сел за стол и протянул девочке монетку. — На, купи себе леденцов, — сказал он ласково.

Когда вернулась мама, Коларик встал из-за стола, подошел к ней и начал что-то ей таинственно и завораживающе нашептывать. Но мама не стала его слушать. Она вся вспыхнула и, подбежав к двери, растворила ее настежь.

— Оставьте меня в покое, немедленно убирайтесь вон! — закричала она.

Мариенка так и не могла понять, почему мама выгнала такого доброго дядю, который дал ей денежку на конфеты.

«Видно, маме не нравится этот дядя», — думала вечером девочка, прижимаясь в постели к матери. А та только вздыхала и шептала, что ей пора спать.

Потом настали бурные, тревожные дни. В лавке напротив варили мясо и кормили каких-то чужих мужчин, обвешанных винтовками и автоматами. Один из них, высокий, русый и плечистый, часто по вечерам заходил к ним и разговаривал с Мариенкой на малопонятном ей языке. Она знала только, что и у него где-то далеко-далеко была такая же дочка, но что ее убило немецкой бомбой.

…Шел дождь. На шоссе, которое проходило ниже деревни, раздалась стрельба. Люди высыпали на улицу, о чем-то шептались, и Мариенка плача спрашивала, не видели ли ее маму. Никто ничего не мог ей ответить. Девочка стояла перед домом и смотрела на мужчин, которые уходили в горы. Потом по улице загрохотала телега. Мариенка подошла к ней вместе с женщинами и обмерла от испуга. На телеге лежал с перевязанной головой тот самый высокий, плечистый мужчина, который рассказывал ей, что его дочку убило бомбой.

«Почему мама такая», — ломала себе голову Мариенка. Коларика она выгнала, а с этим охотно разговаривала. Но только бы она сама скорей пришла!

И мама пришла. Она остановилась в кухне перед плитой и из-под свитера вытащила кучу листков. Мариенка спросила ее, что это, но мать нежно погладила ее по голове и не велела никому говорить об этих бумажках.