Увертюра ветра (СИ)

   Камелия вскинула на меня взгляд удивленно расширившихся глаз. В нем так и читалось неверящее: "Как можно уйти с Беллетайна?"

   Легко, маленькая леди. Тем, для кого он пахнет не луговым медом, а горькой полынью, с привкусом дымных пожарищ - легко.

   - Но как же... - начала она, искренне расстраиваясь за меня. И такой забавной она была в своей смешной, искренней и детской заботе о других, что мне захотелось рассмеяться.

   ...Я нашел их на одной из затерянных в Лесу полян, среди круговерти танцев - неистовых, наполненных хмельной радостью и искренней простотой. Нэльвё и Камелия сидели рядышком на поваленном дереве, с кружками хмельного меда в руках, и о чем-то болтали. По счастливым, разгоряченным лицам было видно, что они только-только шагнули из круга танцующих. Я улыбнулся, заметив вплетенные в непривычную тугую косу девушки белые лилии. Кажется, маленькая леди, так непохожая в своей непосредственности на и на смертных, и на aelvis, покорила fae.

   - Но ведь Беллетайн! - наконец, закончила Камелия, потерянно взглянув на меня.

   - Для меня это грустный праздник, - вымученно улыбнулся я. И, помедлив, продолжил, зная, что она все равно спросит: - С ним связаны... плохие воспоминания.

   - Но разве что-то плохое может случиться в эту ночь?

   Как много в твоем голосе слепой детской веры, маленькая леди! Мне так не хочется ее разрушать, но еще больше - лгать.

   - Может, - губы болезненно искривились уже не в улыбке, а в какой-то болезненной гримасе. - Например, война.

   Я кивнул Нэльвё на прощанье и, не дожидаясь, пока девушка очнется и засыплет меня вопросами, чуждыми этой ночи и особенно в ней невыносимыми, стал проталкиваться к тропке, ведущей прочь из Леса. Поляну, тонущую в ало-охристых отблесках костра и густо-черном кружеве тени, расцвечивали всплески золота, зелени и сини. То края легких, невесомых, полупрозрачных юбок взметались за тонкостанными, заливисто смеющимися хозяйками, которых подхватывали и кружили в танце.

   ...Когда я, наконец, вырвался из круга, мне уже ничего не хотелось. Меня самого не стало. В душе поселились усталость - и пустота, будто ее выпили без остатка.

   Усталость - от Совета и тянущегося за ним Долга, от вывернувшей душу, ковавшейся из нее песни. От Миринэ - такой близко-далекой, недосягаемой и вдруг чужой. От Беллетайна, в котором я, кажется, уже никогда не смогу слышать перезвоны серебряного смеха...

   Я сам не заметил, как вышел из Леса на тонкую, изменчивую, тонущую в шумящем море трав тропку. А когда заметил - вдруг остановился и вскинул голову к небу.

   Звездная ночь обнимала меня со всех сторон туманной взвесью созвездий и ослепительной россыпи звезд. Бесконечно вокруг меня, не злая и холодная, а теплая, дышащая сладковатым, дурманным ароматом луговых трав, укрывавшая от невзгод и потерь... А я вновь вглядывался в этот бездонный колодец, в бесконечно глубокое, бескрайнее море, сам не понимая, зачем. Вглядывался, как раньше, в детстве... и потом - каждую ночь.

   Я вглядывался в звездное небо, не мигая, как будто хотел отыскать, увидеть в нем что-то непонятное, неясное, но невозможно важное, без чего моя жизнь не будет стоить и лунный грош... Вглядывался до боли, до рези в глазах, боясь моргнуть - и спугнуть.

   И резко выбросил руку вверх и вперед, словно стараясь дотянуться до искристого небосвода. Но тщетно: бездна - ясноглазая и прекрасная - отпрянула с тихим смешком ветра.

   Кто-то другой, незнакомый, но вдруг ставший мной, тихо прошептал:

   - Где ты, моя звезда?..

   ...и на секунду - на одну-единственную секунду до того, как я сморгнул, не выдержав долгого взгляда - мне показалась, что где-то далеко, высоко, в той выси, до которой ни за что не дотянуться, ослепительной искрой вспыхнула та, что я так долго искал...

   ***

   Звездное небо дрожало, точно робкое отражение на черной глади озера. Далекие горы, острыми шпилями пронзающие ночь, темнели вдали. Конь, пущенный в галоп, стремительной тенью взлетал по пологим холмам, топча поросшие вереском склоны, и перемахивал через узкие, верткие и петляющие ручейки, взметая вихри холодных брызг. Равнины и заливные луга ложились под его копыта волнами колышущегося, слабо шепчущего разнотравья. Лес, величественный и молчаливый, простирался по левую руку, все отдаляясь, удаляясь с каждым шагом, с каждым рывком, пока не исчез совсем. Дивный серебряный перезвон колокольчиков, трепещущих под маленькими пальчиками цветочных фей, плыл над долиной. Ветер, то налетающий, то опадающий взметал тяжелый плащ, вплетался в исполненную древнего, как мир, волшебства мелодию пронзительной плачущей скрипкой. Сквозь слабый шелест, с которым Фиора несла свои антрацитово-черные воды, едва проступали нечеловечески прекрасные, пронизанные тихой извечной грустью напевы водных fae. Молодая луна серебрила круп коня, его белоснежную гриву, черный с серебром плащ всадника и темные с нитями ранней седины волосы. Ночь улыбалась из ясной головокружительной выси и рассыпала искорки звезд. Падая, они вспыхивали на мгновение - и ослепительным росчерком срывались вниз, пронзая небосвод...