Ужас Данвича

И снова мне предстоит коснуться обстоятельств, которые я предпочел бы вовсе замолчать или обрисовать намеком. Однако я должен раскрыть все до конца, дабы читатели поняли, отчего я призываю поставить крест на дальнейших исследованиях Антарктики. Мы уже проложили себе дорогу к месту, где, согласно расчетам, должен был находиться вход в туннель, для чего нам пришлось по мостику на уровне второго этажа перейти прямо на вершину сходящихся под углом стен и спуститься в коридор, особенно богато украшенный излишне затейливой поздней скульптурой (видимо, ритуального назначения), и тут, приблизительно в половине девятого вечера, Данфорт, благодаря своему обостренному по молодости лет обонянию, впервые учуял что-то необычное. Будь с нами собака, она бы, вероятно, предупредила нас еще раньше. Сперва мы не могли понять, что такое сделалось с воздухом, прежде чистым и свежим, но вскоре вспомнили нечто вполне определенное. Попытаюсь объясниться без обиняков. Нам в ноздри проник запах – едва-едва слышный, но, несомненно, схожий с тем, от которого нас тошнило, когда мы раскапывали нелепую гробницу монстра, которого анатомировал бедняга Лейк.

Разумеется, тогда мы не понимали этого так ясно, как сейчас. Объяснений напрашивалось несколько, и мы, застыв в нерешительности, стали шепотом совещаться. Самое главное, мы вознамерились не отступать, поскольку зашли уже слишком далеко и остановить нас могла только какая-нибудь очевидная опасность. Как бы то ни было, возникшие у нас подозрения были чересчур дикими, чтобы в них поверить. В нормальном мире такого не случается. Чисто инстинктивно мы притушили свой единственный фонарь, перестали обращать внимание на мрачные упадочные скульптуры, грозно глядевшие со стен, и на цыпочках, крадучись, двинулись дальше по замусоренному полу и кучам обломков.

Не только обоняние, но и зрение оказалось у Данфорта лучше моего: когда мы миновали в цокольном этаже немало арочных проходов, ведущих в другие комнаты и коридоры, а теперь наполовину заваленных обломками, он первый заметил, что завалы выглядят как-то не так. После многих тысяч лет запустения картина должна была образоваться несколько иная. Осторожно добавив света, мы обнаружили, что через обломки проложено подобие тропы, причем недавно. В этой разнородной куче было трудно различить следы, но там, где поверхность была ровнее, сохранились полосы, словно кто-то волок по полу тяжелые предметы. Однажды нам даже почудились следы полозьев, отчего мы снова застыли на месте.

Во время этой остановки мы – на сей раз оба одновременно – уловили другой запах. Странно, однако он испугал нас и больше, и меньше, чем первый. По сути он был не так страшен, но в подобном месте… при подобных обстоятельствах… разве что, конечно, Гедни… Пахло не чем иным, как бензином – самым что ни на есть обыкновенным бензином.

Наше дальнейшее поведение я предлагаю объяснить психологам. Мы понимали, что в этот сумрачный тайник былых эпох проникло нечто жуткое, проник виновник кровавого разгрома в лагере, и он таится – либо побывал совсем недавно – там, куда мы направлялись. Не знаю, что толкнуло нас вперед: отчаянное любопытство, страх, самогипноз, слабая надежда помочь Гедни. Данфорт шепотом напомнил о следе, который он заметил якобы в проулке надледного города, и о слабых свистящих звуках – они походили, конечно, на свист ветра в горных пещерах, но могли означать и что-то очень важное, ведь Лейк сообщал в отчете о вскрытии, что слышал подобные звуки и они доносились вроде бы из неведомых глубин земли. Я, в свою очередь, шепотом напомнил ему о том, в каком виде мы застали лагерь и чего там не обнаружили, и предположил: быть может, единственный выживший сотрудник Лейка, впав в безумие, совершил немыслимое – преодолел чудовищный горный хребет и спустился в лабиринты загадочного каменного города.

Но ни один из нас так и не придумал никакого по-настоящему убедительного объяснения даже для себя самого, не говоря уже о том, чтобы убедить партнера. Остановившись, мы затушили фонарь и обнаружили, что тьма вокруг не была беспросветной: ее рассеивал слабенький дневной свет, сочившийся сверху. Впоследствии по ходу движения мы включали фонарь лишь время от времени, чтобы сориентироваться. Из головы не выходили следы среди обломков, а запах бензина меж тем становился сильнее. Руины попадались все чаще и все больше мешали проходу; скоро мы убедились, что дальше пути не будет. Оправдывались наши пессимистические предположения относительно трещины, замеченной с самолета. Разыскивая туннель, мы забрели в тупик: нам было не пробраться даже в цокольный этаж, откуда начинался ход.