— С этим я не спорю, родители у меня были сложные. Но я, ей-богу, не ищу себе врагов!
— Ты говоришь мне, чтобы я не питала иллюзий, что ни о каком восстановлении супружеских отношений со мной не может быть и речи.
— А ты предлагаешь мне стать твоим четвёртым мужчиной?
— Ты говоришь о том, что желаешь добра и о восстановлении отношений если не со старшими детьми, то хотя бы с Патриком.
— А что же в этом плохого? Я не думаю, что твоё влияние пойдёт сыну на пользу, особенно учитывая твою личную жизнь.
— Моя личная жизнь — совершенно не твоё дело. И уж тем более никак не дело десятилетнего мальчика, которому вообще рано знать о близких отношениях между мужчинами и женщинами. Ты говоришь, что я манипулирую системой, детьми, твоим братом, общими знакомыми, чтобы манипулировать тобой. Послушай, что я тебе отвечу. У меня никогда не было к тебе ревности, включая твою женщину, с которой ты живёшь сейчас. Наличие или отсутствие у вас интима никак не меняет дела. Я охотно поверю, что вы живёте как брат и сестра. Хотелось просто понаблюдать, как ты будешь себя вести и чего от меня требовать в случае восстановления отношений. Все вокруг мне говорили, что будет намного хуже, чем было до разрыва. Я не верила. Думала, что в тебе есть что-то хорошее, что-то доброе и справедливое, остатки если не любви, то милости. Но их нет! И видимо, и не было никогда. Одно враньё длиной в двадцать написанных тобой томов и тридцать лет.
— Враньём занималась как раз ты все эти годы.
— То, что ты пытаешься создать сейчас — это новая аудитория из твоей женщины и Патрика. Так вот, Патрику морочить голову тридцать лет, как мне, у тебя не получится. Он будет видеть тебя таким, какой ты есть, сразу. Остановись на варианте аудитории поклонников из одной твоей женщины, насколько у неё терпения хватит, конечно. А теперь можешь вредить и мстить мне, сколько тебе заблагорассудится.
— Я вовсе не собираюсь тебе мстить.
ТЫ РАЗРУШИЛА НАШ МИР
— Эльза, ты разрушила наш мир, мой мир до основания и невосстановимо. Ты разрушила меня, словно с дулом у виска принудила рухнуть в бездну. Придала кислый, тошнотный вкус всему, что было до сих пор в моей жизни. О, лучше б ты меня убила, отравила или как угодно!
Наш ласковый лес опустел и обуглился.
Не знаю, какая дьявольская сила могла подвигнуть тебя на такую безжалостную подлость, настоящее насилие. Ты лишила меня дома, семьи, детей, смысла жизни — всего, чего только можно было меня лишить. Ты меня лишила меня самого. Меня больше нет. Ты не просто уничтожила семью, ты стёрла саму идею меня, сам принцип, саму мою первооснову.
Все самые страшные преступления, самые отвратительные гнусности оправдываются самозащитой — например, как комитет общественного спасения, как высшая мера социальной защиты. И это неудивительно.
С чего ты взяла, что я собираюсь причинить вам какой-нибудь вред? С самого начала истории я ничем не выказывал таких намерений, я послушно подписывал документы и выполнял все твои просьбы. Пока что вред причиняла мне только ты. Зачем так жестоко, так неотвратимо поступать с человеком? Особенно если учесть, что воображаемые тобой действия, от которых ты себя защищаешь, никогда не произойдут.
С чего ты взяла, что я собираюсь вам мстить? Ведь вы — мои кровинушки. Как же я могу желать вам вреда?
Но ты не веришь и оправдываешь этим свою жестокость, применяя ко мне высшую меру социальной защиты, практически уничтожая меня. И самое обидное — я не помню, чтобы за тридцать лет ты была настолько жестока с кем-либо ещё.
Да, твои опасения можно понять. Стоит допустить меня, дать мне возможность говорить, как все твои доводы рассыплются, словно карточный домик. Поэтому нужно заставить меня молчать. Но недаром говорят: если любишь — отпусти. Значит, таким образом я проявляю наивысшую степень своей любви к тебе. Я тебя отпускаю.
Ты имеешь дело с выдуманным тобой фантомом. Более того, что бы сейчас ни случилось в твоей жизни, ты будешь подозревать, что это результат моих злых намерений или проклятий. Ты глуха на своём пьедестале самозащиты.
Конечно, в молодые годы я был довольно мстительным человеком, безжалостным в бизнесе, преследующим своих обидчиков и конкурентов. И теперь ты предположила, что, отойдя от Церкви, я вернусь к своим старым взглядам. Но к вам это не относится! Впрочем, для меня в любом случае не будет возврата к прежнему: идея мести мне опротивела, хотя твоя клика во главе с вашим новым родственником — инспектором, разрушившим нашу церковь и жизнь, — более чем заслуживает отмщения. И всё же вам нечего опасаться.