В битвах под водой

Командир смотрел в перископ минут десять, но никаких команд не подавал. Подводная лодка шла прежним курсом и с прежней скоростью. Курс же наш был таков, что если бы дымы принадлежали конвою, то с каждой минутой мы все больше и больше упускали бы возможность атаковать врага. Я отчетливо видел это по карте и шепотом сообщил Ивану Акимовичу.

- Надо бы доложить ему, - ответил он, - но... с его самолюбием прямо беда... Как бы хуже не было.

- Я тоже так думаю, - согласился я с комиссаром, - может быть хуже.

Вербовский обладал одним крупным недостатком: он считал, что никто из подчиненных не способен подсказать ему что-либо дельное.

- Однако, - Станкеев будто читал мои мысли, - сейчас не до шуток. Доложи командиру свои расчеты.

- Есть, - с готовностью ответил я и обратился к Вербовскому: - Товарищ командир, следует ложиться на курс двести восемьдесят градусов. В противном случае, если конвой идет вблизи берега, мы можем к моменту его визуального открытия оказаться вне предельного угла атаки.

- Молчать! - раздалось в ответ. - Не мешайте работать!

- Я только доложил свои расчеты, товарищ командир!

- Ваша обязанность - иметь расчеты наготове! Когда потребуется, вас спросят!

- В мои обязанности входит также докладывать свои соображения командиру, обиделся я.

- Молчать! - повторил Вербовский, не отрываясь от перископа. - Еще одно слово, и я вас выгоню из отсека.

- Есть! - недовольно буркнул я, глянув на озадаченного Станкеева.

В отсеке водворилось молчание.

Паузу прервал Вербовский, вдруг обнаруживший фашистский конвой. Он произносил данные о движении врага с таким волнением, что я с трудом улавливал смысл его слов. И тут мне стало ясно, что возможность атаки упущена вследствие неправильного предварительного маневрирования.

- Мы находимся за предельным углом атаки, - немедленно доложил я командиру, - следует? лечь на боевой курс и попытаться...

Вербовский оборвал меня и приказал рулевому ложиться на совершенно другой курс, решив, видимо, уточнить данные о конвое, хотя времени для этого явно не оставалось.

- Так атаки не получится! - вырвалось у меня.

- Вон из отсека! - гневно крикнул Вербовский. - Отстраняю вас! Передать дела Любимову!..

Я передал таблицы, секундомер и все остальное штурману и отошел в сторону.

Идя под водой новым курсом, почти параллельным курсу конвоя, "Камбала" все больше отставала и, наконец, потеряла всякую возможность занять позицию для залпа и атаковать единственный в конвое транспорт.

Поняв свою ошибку, Вербовский попробовал ее исправить и приказал лечь на боевой курс и приготовиться к атаке.

Но тут допустил ошибку боцман Сазонов, который перепутал положение горизонтальных рулей и заставил лодку нырнуть на большую глубину, чем следовало. Вербовский набросился на него чуть ли не с кулаками. Но боцман так и не смог привести лодку на заданную глубину. Командир прогнал его с боевого поста и поставил другого члена команды.

На этом неприятности не кончились. Старшина группы трюмных перепутал клапаны переключения и пустил воду в дифферентной системе в обратном направлении. Вербовский обрушился и на него.

Наконец растерялся рулевой сигнальщик и некоторое время продержал корабль на курсе 188 градусов вместо 198 градусов.

Когда, наконец, в центральном посту все успокоились и командир получил возможность глянуть в перископ, конвой был уже неуязвим.

Вербовский долго смотрел в перископ "Камбалы", шедшей далеко позади конвоя, который, вероятно, даже и не подозревал, что в районе его следования находится подводная лодка.

В отсеке все молчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Было стыдно не только за провал, но и за бахвальство и самоуверенность, в чем каждый из нас в той или иной степени был повинен, когда мы находились еще в базе, а также на переходе и на позиции.

Казалось, ничто уже не могло нас развеселить. Но на войне бывает такое, чего невозможно предвидеть.

- Транспорт взорвался, тонет! - раздался вдруг голос Вербовского.

Одновременно со словами командира мы услышали два отдаленных, раскатистых взрыва.

- Что случилось? - спросил кто-то.

- Он же видит, что мы не можем его потопить, вот и решил утонуть по собственной инициативе, - некстати пошутил лейтенант Любимов.

- Транспорт взорвался на мине, - заключил командир.

- Не согласен, - возразил Иван Акимович, - уверен, что транспорт утопила "Зубатка".

- "Зубатка" должна быть гораздо южнее, - не соглашался с ним Вербовский.

- Так она, видно, пошла навстречу врагу...

Командир остался при своем мнении, хотя, как потом выяснилось, транспорт действительно потопила подводная лодка "Зубатка", которой командовал старший лейтенант Александр Девятко.

Весть о том, что потоплен фашистский транспорт, облетела все отсеки. Казалось, люди забыли о своей боевой неудаче.

Но вот до нашего слуха начали доходить звуки отдаленных подводных взрывов, словно по легкому корпусу подводной лодки колотили деревянной кувалдой.

- Право руля! Курс десять градусов! Между прочим. и немцы, подобно Ивану Акимовичу, думают, что их атаковала лодка, - иронизировал Вербовский, опуская перископ. - Начали бомбите море...