– Прекрасно, – заметила вдовствующая королева, когда Роберт окончил свой рассказ, – мы найдем средство перехитрить этого Брая. Узнай, как он думает расположить своих людей. Сегодня ночью мы с тобой увидимся и переговорим о дальнейшем. Время проходит, а мой посланный, которого я отправила в Дэмбертон, может каждый день вернуться обратно. Приходи ко мне вечером, как только я отпущу своих камер-фрейлин. Войди в ту комнату, из которой ты тогда следил за мной, оттуда пройди по галерее до лестницы, где тебя будет ждать наш духовник. Никто во всем замке, за исключением этого священника, не должен знать, что ты – мое доверенное лицо. Бант спрячь! Ну, иди!.. Я надеюсь на твой ум; думаю, что у тебя хватит ловкости для того, чтобы обмануть посланца регента.
Вдовствующая королева сделала такой величественный знак рукой, чтобы Сэррей удалился, что юноша вздрогнул.
– Можно мне поцеловать вашу руку? – смущенно спросил он.
Королева смеясь протянула ему руку и прошептала:
– Сначала месть, а затем награда!
Когда Роберт, выйдя от королевы, проходил по комнате, в которой собралась свита, ему казалось, что все присутствующие видят на его лбу печать предательства. Он, собственно, не нарушил своего слова, так как поклялся положить свою жизнь за Марию Стюарт и ни одной минуты не сомневался, что регент точно так же, как и Мария Лотарингская, преследуют лишь личные цели; но сознание того, что он пошел на сделку, точно продал себя, угнетало его до последней степени. Совсем иначе чувствовал он себя, когда его сердце было полно любовью к Марии Сейтон. Но молодая девушка позорно осмеяла его любовь!
«А можно ли верить Марии Лотарингской? – вдруг подумал Роберт. – Не изменит ли и она? Она потребовала от меня самой большой жертвы и затем отпустила так холодно, точно совершенно позабыла, какую цену предлагала за эту жертву. Может быть, теперь, достигнув своей цели, она оттолкнет меня? Нет, нет, это невозможно! – поспешил успокоить себя Роберт. – Если бы Мария Сейтон не обманула меня, – продолжал он развивать свою мысль, – то вдовствующей королеве не удалось бы достигнуть своей цели».
Вся горечь, накопившаяся в душе Роберта при сознании, что он нравственно опустился, была направлена теперь против Марии Сейтон, той девушки, которую он любил чистой, бескорыстной любовью! Она же посмеялась над его святейшим чувством и хвастливо разболтала о том, что произошло в башне замка.
В коридоре Роберта встретила сама Мария Сейтон.
– Вы были очень долго у вдовствующей королевы, – прошептала она, – если вы рассердили ее, то будьте осторожны: Мария Лотарингская и так страшно зла на регента за его письмо. Заставляйте слуг пробовать все кушанья и напитки, которые будут подаваться вам. Но что с вами? Почему вы так странно улыбаетесь? Вы смеетесь над моими опасениями? Право, вы еще не знаете характера Марии Лотарингской.
Молодая девушка проговорила последние слова с видимой тревогой; в ее дрожащем голосе чувствовалось горячее, непритворное чувство. В другое время оно не ускользнуло бы от внимания Роберта, но теперь оскорбленное самолюбие, сознание своего неблаговидного поступка делали его глухим и немым ко всему окружающему.
– Берегитесь, прекрасная леди, – насмешливо ответил он, – я могу возгордиться и подумать, что вы желаете из ревности очернить свою повелительницу.
– Из ревности? – воскликнула Мария, и краска негодования залила ее щеки, а глаза вопросительно смотрели в лицо Роберта, как бы сомневаясь, действительно ли он позволил себе такую грубую выходку,
– Да, из ревности и досады, что, может быть, и другой женщине удалось подурачить влюбленного пажа, – ответил Сэррей. – О, я знаю, что тут не может быть и речи о ревности любви, так как я никогда не был настолько тщеславен, чтобы надеяться на серьезное чувство с вашей стороны. Да, прекрасная миледи, я был уверен, что вы можете снизойти лишь до мимолетной милости.
– Вы были совершенно правы, Роберт Говард, – гордо заметила Мария Сейтон, хотя ее голос дрожал от обиды, – Мария Сейтон не отдает своей любви глупцам, а тем более жалким людям.
Затем она повернулась к Сэррею и быстрой походкой направилась к двери.
– Я был бы жалким человеком, прекрасная леди, если бы вам удалось завербовать меня в число ваших глупых поклонников! – крикнул Роберт вслед молодой девушке, изнемогая от чувства стыда, горечи и раскаяния.
Мария Сейтон остановилась у дверей; на ее глазах дрожали слезы, а лицо приняло выражение горя и презрения.
– Роберт Говард, вы достигли того, что я стала презирать вас, – проговорила она, – ваши недостойные насмешки доказывают, что вы не заслуживаете ни участия, ни сострадания.
Молодая девушка давно скрылась, а Роберт все стоял на одном месте, точно пригвожденный. Слова Марии Сейтон проникли в его душу.