В Буэнос-Айресе

Марко Субботич, 62 лет от роду, но все еще сильный, как бык, сидел за своим столом и просматривал документы. Он, как и многие другие бизнесмены Хорватии, происходил не из «материковой» Хорватии, а из герцеговинской Хорватии. Необходимость постоянно бороться за выживание сообщала им такие качества как жестокость, агрессивность, пренебрежение к закону, умение держаться вместе. Многие выходцы из этих мест составляли костяк мафиозных и националистических банд, многие совершили тяжкие и особо тяжкие военные и уголовные преступления, но не понесли никакой ответственности в отличие от сербов. В вопросе привлечения к ответственности хорватов большую роль сыграла смерть первого президента Хорватии Франьо Туджмана. Он умер очень вовремя, в девяносто девятом — и по словам некоторых чиновников из Госдепа, если бы не умер, уже в следующем году он оказался бы на скамье подсудимых в Гааге. Ибо обвинения его были похуже, чем у Милошевича. Но Франьо Туджман умер, американцы поняли, что большого политического процесса сделать не удастся и переключились на сербов.

Марко Субботич, который в девяностые сначала убивал сербов, а потом вместе с демобилизованными соратниками составил крупную банду рэкетиров, сейчас находился в розыске. Но розыск был странный. Его объявили в розыск по линии футбола — якобы он совершал мошенничества, хищения и вообще — оказывал незаконное криминальное влияние на загребское «Динамо». По этим статьям ему грозило лет пять, и больше его почему-то ни в чем не обвиняли. И он до сих пор оставался почетным консулом Хорватии. Забыли, наверное…

Да и искали его… не так чтобы усердно…

Итак, Марко Субботич сидел, просматривал документы, и молчал. Потом он отложил в сторону документы, взял сложенную газету и бросил ею в человека, сидевшего напротив.

— Как такое могло произойти? — спросил он. — Кто это сделал?

— Пока не выяснили, пан Марко.

— А ты выясни, — повысил голос Субботич, — и приведи этого гада ко мне. Он дорого заплатит за то, что сделал!

Человека, сидевшего напротив, звали Марко Антонович, он был бойцом антитеррористической группы Лучко. Как и немало других бойцов, после отставки он пошел в частные охранные компании, которые в Хорватии означали криминал.

— Есть подозрения, — решился озвучить Антонович, — что это сделали украинцы.

— Украинцы?!

Субботич осекся.

— С чего ты это взял?

— Слухи ходят… разрешите откровенно, пан Марко?

— Ну?

— Они ненормальные.

— Это в каком смысле?

— Ну, понимаете…

Антонович подбирая слова, перекрестился и поцеловал пальцы, которыми это сделал.

— Мы веруем, и они говорят, что тоже католики. Но они не католики. Они… какие-то испорченные внутри. Все. Они Бога не боятся.

— Ты думай что говоришь.

— Они не одни из нас, пан Марко, не европейцы. Не знаю, что они о себе возомнили, но они не одни из нас. Они все… какие-то гнилые внутри. Они говорят, что сражаются за страну и народ, но… я слышал, что они говорят между собой. Они говорят по-русски. Они убивают русских за то, что те говорят по-русски, но сами при этом говорят по-русски. Как это понимать?

Субботич бросил на стол карандаш, который вертел в пальцах.

— Больше чтобы я этого не слышал.

— Слушаюсь.

— Выясни, кто убил американца. Только очень осторожно.

— Слушаюсь.

— И ничего пока не предпринимай, когда выяснишь, просто скажи мне. Иди.

— Слушаюсь.

Антонович поднялся, отдал честь и вышел

…

Когда подчиненный ушел, Субботич снова взял карандаш. То, что он сказал Антоновичу — еще не значило, что он не был с ним согласен. Просто говорить об этом было нельзя.

Еще в девяностые Субботич стал американским агентом. Но сейчас он был больше чем агентом ЦРУ — он был на связи в Госдепартаменте США, был агентом влияния. Он не раз встречался с чиновниками уровня Госсекретаря США.

Вопрос взаимоотношений его и США, его и Украины — был вопросом… скажем так — институционализации. Через него Госдеп и спецслужбы США изучали возможности опосредованного влияния на политическую ситуацию в славянских государствах.

Зачем он купил загребское «Динамо»? Не в последнюю очередь чтобы получить доступ к многочисленным фанатским группировкам этого клуба и исследовать возможность влияния на политическую ситуацию через успехи и неудачи любимого клуба.

Опыт, кстати, оказался неудачным — подвела банальная жадность. Трансфертный рынок оказался слишком соблазнительным — он заработал на нем миллионов тридцать, но заслужил лютую ненависть фанатов. Помимо прочего выяснилось, что его и таких, как он, — жители Загреба воспринимают, как «не совсем хорватов». Он родился, кстати, в Томиславе — городе, где вся промышленность разорилась, остались только бары и сидящие в них бандиты. Загребские остряки называли эти места «наш Донецк»…

Украинская ветка была куда более соблазнительная. Что такое Хорватия? Четыре миллиона населения, ездящего на заработки. Туризм — главная отрасль. Успокаивает то, что у соседей еще хуже, но до Германии — как до Китая раком.

И Украина — сорок миллионов.