– Думаете, мы попали в долбаную Сумеречную Зону или что-то в этом роде? – Кшивч снова обернулся к Мейерсу, затем посмотрел на дорогу и покачал головой. – Вы меня раскусили, дружище. Нет, я считаю, что мы в Денвере, только это какой-то измененный Денвер.
– Мы в аду, – сказал голос по рации.
– Ой, Московитц, заглохни, тупой жид.
– Иначе все это не имеет смысла, – послышался голос Московитца.
– Да нет тут никакого чертова смысла! – прокричал Кшивч в свой микрофон. – Оглянись по сторонам. Ты видишь ребят с вилами? Рогами? Ты видишь горящие котлы, заполненные… как их там… миаз…
– Серой, – предположил Мейерс.
– Точно. Серой. – Он показал на микрофон. – Это Московитц – мой диспетчер, – объяснил он Мейерсу. – Вы видели какую-нибудь кричащую потерянную душу?
– Я слышал много криков по рации, – сказал Московитц. – Я сам иногда кричу. И я, ясен пень, ощущаю себя потерянным.
– Только послушайте его, – с усмешкой проговорил Кшивч. – Мне приходится выслушивать это дерьмо каждую ночь.
– С чего ты взял, что тут должны быть парни с рогами? – продолжал Московитц. – Ты думаешь, тот парень, Данте, рассказал всю правду?
– Московитц у нас книжки читает, – бросил через плечо таксист.
– Да и почему ад должен оставаться точно таким же? Ты считаешь, они тут ничего не перестроили? Посмотри, сколько здесь сейчас людей. Где они будут их всех содержать? В новых пригородных районах, вот где. Раньше в аду пользовались лодками и повозками, запряженными лошадьми. Теперь здесь самолеты и такси.
– А еще ночные копы и больницы, про них не забудь.
– Заткнись, польский недоумок! – закричал Московитц. – Ты же знаешь, я не хочу ни с кем обсуждать это по рации.
– Прости, прости, – усмехнулся Кшивч, оглядываясь и пожимая плечами. – Ну что тут поделаешь?
Мейерс слабо улыбнулся в ответ.
– Только так можно все объяснить, – продолжал Московитц. – Моя жизнь – ад. Твоя жизнь – ад. Все, кого ты сажаешь в свое долбаное такси, живут в аду. Мы умерли и попали в ад.
Кшивч снова разозлился.
– Умерли? Ты помнишь, как ты умер? Ответь, Московитц? Ты сидишь в своем офисе, жрешь пиццу, запивая ее соком «7-Up», и в этой грязной дыре месяцами ничего вообще не происходит. Уж что-что, а свою смерть ты бы точно запомнил.
– Сердечный приступ! – крикнул Московитц. – У меня наверняка был сердечный приступ. Моя душа выплыла из тела, и меня отправили сюда… Как раз туда, где я и прежде находился. Только теперь я останусь здесь навсегда и не смогу выбраться. Это либо ад, либо лимб[49]
.– Катись ты куда подальше со своим лимбом. Что вообще еврей может знать о лимбе? Или аде? – Он выключил рацию и посмотрел на Мейерса. – Думаю, он имел в виду чистилище. Если хотите узнать про ад, спросите у поляка-католика. Мы знаем про ад.
Мейерсу все это уже порядком надоело.
– Я думаю, что вы оба психи, – дерзко заявил он.
– Ага, – согласился Кшивч. – Сложно не свихнуться, когда проторчишь здесь столько времени. – Он стал внимательно рассматривать Мейерса в зеркало. – Но вы, приятель, так и не поняли. Я-то сразу, как вы сели ко мне в такси, догадался. Вы один из тех, кого отрыгивают самолеты. Летаете по кругу, таскаете за собой свои чемоданы от Гуччи, которые стоят как моя выручка за месяц. Меняете аэропорты, самолеты, и так по кругу, и все думаете, будто происходящее до сих пор имеет какой-то смысл. Вы все еще надеетесь, что после сегодняшнего дня наступит завтра и что все дороги куда-нибудь ведут. Вы думаете, что, если солнце село, оно обязательно должно снова взойти. Что два плюс два всегда будет равно трем.
– Четырем, – поправил его Мейерс.
– Хм?
– Два плюс два будет четыре.
– Знаете, дружище, иногда два плюс два равняется тому, что отсюда вам никогда не удастся выбраться. Иногда два плюс два – это удар ногой по яйцам и дубинкой по голове и туннель, который больше не ведет на Манхэттен. Не спрашивайте меня почему, потому что я и сам не знаю. Если это ад, значит, мы были плохими при жизни, верно? Но я не был плохим парнем. Я ходил в церковь на службу, я не совершал преступлений. Но вот я здесь. У меня нет дома, только это такси. Я покупаю еду в забегаловках, мимо которых проезжаю, и писаю в бутылки из-под пива. Я в какой-то момент оступился, выпал из того мира, где после рабочей смены ты можешь вернуться домой. Я превратился в одного из ночных людей, как и вы.
Мейерс не стал возражать, что он вовсе не один из «ночных людей», кем бы они ни были. Безумный таксист немного пугал его. Но он не мог уловить логику в его рассуждениях, и это породило в нем дух противоречия.
– Так вы хотите сказать, что мы попали в другой мир?