В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии

Я ни минуты не сомневался в том, что дело идет о России, и мой собеседник подкрепил мое предположение, хотя он определенно подчеркнул, что утверждать этого он не может. Пользуясь посредничеством одной нейтральной державы, я немедленно, то есть 27 февраля, ответил, по телеграфу, что Австро-Венгрия, конечно, готова тотчас же прекратить дальнейшее кровопролитие и что она не желает извлекать из мира никакой выгоды, потому что, как мы уже не раз подчеркивали, мы ведем лишь оборонительную войну. Я обращал при этом внимание на то, что несколько неясная формулировка запроса не позволяет понять, обращается ли данная неприятельская держава только к нам или ко всем союзным с нами державами, причем я особенно подчеркивал, что мы от них неотделимы. Я прибавлял, что готов, однако, предложить свои услуги в качестве посредника в том случае, если держава, обращающаяся к нам, согласна вступить в переговоры со всеми нами. Я гарантировал соблюдение тайны, заявив, что нахожу излишним оповещать наших союзников о полученном предложении до разрешения моего недоумения. Момент для этого наступит тогда, когда положение выяснится.

9 марта на это последовал дальнейший ответ, в котором наша точка зрения, по-видимому, принималась, но на вопрос о том, идет ли речь о мире с нами только или также и с нашими союзниками, прямого ответа дано не было. Желая как можно скорее добиться полной ясности и не терять ни минуты времени, я немедленно ответил, что я прошу неприятельскую державу командировать доверенное лицо в нейтральное государство, куда я со своей стороны тотчас же направлю нашего представителя, при чем прибавил, что надеюсь, что эта встреча приведет к благотворным результатам.

На эту вторую телеграмму я уже больше ответа не получал. 7 марта царь был свергнут с престола. Очевидно, с его стороны дело шло о последней попытке спастись – вполне возможно, если бы она имела место на несколько недель раньше, то судьба не только России, но и всего мира приняла бы другой оборот.

Русская революция поставила нас в совершенно новое положение. Но все же оставалось несомненным, что наибольшее число шансов заключения мира лежит на востоке, и все наши усилия были направлены к тому, чтобы использовать первый удобный момент для заключения мира, который царь не успел закрепить.

Весна 1917 года ознаменовалась подводной войной и всеми надеждами, возлагаемыми немцами на ее успех и на связанную с ним перемену общей конъюнктуры. Летом того же года выяснилось, что хотя подводная война не осуществила всех порожденных ею надежд, она все же доставляет Англии много забот. В это время в Англии царила большая тревога относительно того, можно ли парализовать подводную войну и как это лучше сделать. До тех пор, пока новые средства войны не были еще испытаны, англичане не могли быть уверенными в том, что они окажутся достаточными; несомненный успех истребительных орудий и эффект от сопровождения торговых судов военными выяснились только в течение лета. Итак, весной стали поступать чрезвычайно благоприятные сведения об английских и французских делах.

Из Мадрида, всегда дававшего нам очень верную информацию, приходили сообщения, что испанские морские офицеры, вернувшиеся из Англии в Испанию, рассказывали, что за последние недели положение в Англии очень изменилось и уверенности в победе больше нет. По их словам, различные ведомства начали конфисковывать весь подвоз продовольствия для воинских частей и для рабочих по снабжению. Картофель и мука стали недоступными для неимущих слоев населения, а громадное большинство хоть сколько-нибудь пригодных матросов привлечено на службу в военный флот, так что в торговом флоте оставались только самые низкопробные; тем их тоже трудно было заполучить на эту службу, потому что они боялись подводных лодок, так что в настоящее время много английских торговых судов не выходят в море из-за недостатка команды.

Таков приблизительно был тон испанских сообщений, доходивших к нам из различных источников. Аналогичные, хотя и несколько видоизмененные, сведения приходили также из Франции. Из Парижа сообщали, что страшная усталость охватила всех. Надежда на настоящую победу почти что оставлена. Французы хотят непременно заключить мир до наступления зимы, и многие ответственные лица убеждены, что если война затянется дольше, то, по примеру России, во Франции вспыхнет революция.

В это же время из Константинополя пришло сообщение о том, что одна из неприятельских держав предприняла там шаги в пользу сепаратного мира. Турецкое правительство ответило, что оно неразрывно связано с союзниками, но готово пойти на переговоры о мире без аннексий. Талаат-паша немедленно известил меня об этом. Но на его ответ ничего больше не последовало. Одновременно стали поступать сведения из Румынии, говорившие о том, что она чрезвычайно встревожена разрухой в России, и показывающие, что Румыния считает свою игру проигранной.