Мальчик достал одного кролика из клетки и дал Тревису, сидевшему, как индус, на холодном полу сарая. Здесь, во мраке Тревису впервые за весь день, проведенный под палящим солнцем, было приятно находиться. Впрочем, ему это казалось слабым утешением из-за голода, что грыз его изнутри. Он снял повязки с лица и взял у Сэнди карликового кролика дрожащими руками. Зверек странным образом страшил его, будто ему передали новорожденного ребенка. Ушки у кролика были маленькие, розовые, с извилистыми, как речные притоки на карте, прожилками. Животное заворочалось у него в руках.
– Не бойтесь, она любит, когда ее берут, – сказал мальчик. – Вот так. – И, взяв из клетки второго кролика, поднес его к груди и провел ладонью по его ушам.
Тревис повторил за мальчиком, но его животное все равно пыталось вырваться.
– Когда мне плохо, я прихожу сюда, беру ее, и мне становится легче, – сказал мальчик. – Когда-нибудь я очень сильно разозлюсь на Роско Дженкинса, так что даже кролики мне не помогут. Думаю, однажды я убью этого сукина сына.
– Это кто, друг твой? – сказал Тревис, стараясь удержать кролика. Он слышал, как быстро у кролика стучит сердце.
– Черт, – сказал мальчик. – Вы вообще знаете, кто такие друзья? Разве друзья делают такое друг другу? – Он подвинулся и указал на свою шлевку.
– Я же не знал, – сказал Тревис.
– А у вас нет друзей?
Он покачал головой, подумав о ребятах, которых знал с войны, об их именах, их взглядах. Друзьями они не были. Он подумал о девушке, с которой однажды катался на колесе обозрения. Она сказала, что они друзья, но он не поверил.
– В общем, Роско Дженкинс мне не друг. Он меня задирает.
– Меня в школе тоже мальчишки донимали, – сказал Тревис.
– И как вы это уладили?
– Мой старик сказал, я должен сам постоять за себя. Он считал, что так почти все можно решить. Но я не мог с ними справиться. Поэтому ушел из школы.
– Мне десять лет, – сказал мальчик. – Как мне уйти из школы, на хрен?
– А ты много ругаешься, – сказал Тревис.
– Ваш папа хороший человек?
– Был хороший, – ответил Тревис. – Не лучше и не хуже других.
– Мой папа убивал людей во Вьетнаме, – сказал мальчик. – Хотя те и не были хорошими. Просто были врагами. А вы были на войне?
– Был.
– И как там?
– Громко, – ответил Тревис и провел рукой по кроличьему меху.
– Вы кого-нибудь убивали?
У Тревиса в руках было теплое живое существо, размером не больше женской груди.
– Не думаю, что Бог наказал бы папу за то, что убивал людей, которые этого заслуживали, а вы?
– Не знаю.
– Мама недавно обрела спасение. Я чуть раньше. Священник рассказал ту историю про человека по имени Закхей. Сказал, что он взобрался на дерево, чтобы увидеть Иисуса, и Иисус сказал: «Я ужинаю у тебя дома». Если бы Иисус ужинал у меня, я бы, наверное, обосрался. В общем, так я и обрел спасение. А вы обрели?
Тревис проглотил ком в горле.
– Пока нет, – сказал он.
– Что у вас с лицом? – предпринял мальчик последнюю попытку.
– У меня аллергия, – сказал Тревис. – Все так, как говорит твоя мама.
– На что аллергия?
Но он не ответил. Вместо этого выпустил кролика и посмотрел, как тот ускакал в угол и, присев за лопатой, наложил кучку круглых экскрементов.
– Забавно, – проговорил мальчик. – Обычно она не такая пугливая.
С воздуха буровые вышки к северо-западу от Абилина напоминали Ридеру поле, усеянное падалью. Они занимали три квадратные мили[18]
, и новые установки впивались в скважины, будто стервятники в землю. Ридер описал два круга, прежде чем посадить вертолет примерно в десятой части мили от вышек. Когда пыль осела и лопасти затихли, они с Сесилом наконец выбрались. Сесил нес толстое дело Дейла Фриландера из округа Коул. На полпути к офису их встретил мужчина в ветровке и каске, который представился как Лиланд, старший техник. Лиланд привел двух рейнджеров к кругу столиков для пикника на краю бескрайнего поля скважин.– Мы называем это кафетерием, – сказал техник и, рассмеявшись, указал на сделанную от руки надпись на столбе, где было указано именно это слово.
– Ну надо же, – ответил Ридер без особой радости.
Лиланд ушел, чтобы забрать Фриландера с северной вышки.
Прошло пятнадцать минут, на протяжении которых Ридер стоял и курил, а Сесил листал папку.
– Три обвинения в нападении при отягчающих, – прочитал он. – Два преступления против несовершеннолетних. Третье было против мисс Лидс. Он порезал ей губу опасной бритвой.
Ридер глянул в поле и увидел, что Лиланд приближался к ним с мужчиной в замасленном комбинезоне. Последний – он был крупный и мускулистый – уселся за стол напротив Сесила и, открыв металлическую коробку для обеда, разбил вареное яйцо о столешницу. Покатал яйцо, прижав ладонью. Когда оно рассыпалось, съел его, держа пальцами. Одно его веко свисало, как наполовину спущенное жалюзи.
– Оставлю вас, ребята, наедине, – сказал Лиланд, прежде чем удалиться.
Некоторое время никто ничего не говорил. Рейнджеры просто смотрели за тем, как Дейл Фриландер обедал.
– Что с глазом? – спросил наконец Ридер.