– Из морпехов, из дивизии. С ребятами из ВЮС[20]
.– Мало с кем. – Фуллер запечатал свой обед в пластиковом пакете и убрал его в холодильник, на котором сидел. Затем наклонился вперед и, упершись локтями в колени, поднял бровь.
– Вот о каком одолжении ты говорил, когда звонил мне?
Ридер намазал остатки консервов на крекер плоским армейским ножом.
– Ты же знал одного-двух судей, которые были на тех трибуналах, да?
– Ты имеешь в виду Милай[21]
, это шоу ужасов?– Нет.
Фуллер на мгновение пристально уставился на Ридера.
– А-а, – сказал он и выглянул из тени на солнце, затем встал с бутылкой пива в руке. – Ты про то дерьмо, – проговорил Фуллер и сделал длинный глоток. – То дерьмо так и не дошло до суда. К чему оно сейчас, Джон?
Ридер пожевал мясо, проглотил.
– Те ребята пробыли там почти два года, так?
– Год и семь.
– Как они себя называли? – спросил Ридер, хотя вроде бы, знал ответ. Он помнил свой давнишний разговор с Фуллером, много лет назад, когда они рыбачили, почти как сейчас, только чуть дальше от океана, возле байу, где за их лодкой следили аллигаторы, держа головы низко над поверхностью, будто морские мины. Они оба тогда были пьяны, и Фуллер разговорился. Он рассказал много такого, чего не должен был, и Ридер видел это, но не остановил его, потому что давно не понимал своего богатого друга-юриста, с тех самых пор, как они ступили на землю в Британии, Франции и Алжире, где они были товарищами и действовали сообща, стремясь выжить. Ридер полагал, что он хотел поделиться неким тайным знанием, как если бы друг просто открывал правду другу, вот и все. Они ночевали на байу, и в свете костра Фуллер, после нескольких глотков «Олд Форестера», нарисовал палкой на влажной земле то, что показал ему как-то один из друзей-судей. То, что было выжжено и вырезано на руках у солдат в 1968 году.
– Волчья голова, – сказал Фуллер теперь, когда они сидели в качающейся шлюпке. Он почесал загривок, который вовсю опаляло солнце. – Да, я знавал несколько ребят, которые это расследовали. А почему спрашиваешь?
– У меня парень, который убивает женщин, – сказал Ридер. – И у него знак Волчьей головы.
Фуллер перегнулся через корму и перенес вес на костяшки пальцев.
– Иисусе, – сказал он. Спустя мгновение снова выпрямился.
– Сколько там было таких ребят? Тридцать, сорок?
– Если бы. В живых осталось всего с дюжину.
– Им когда-нибудь выдвигали обвинения?
– Черт. Думаешь, они это признали бы по своей воле?
Ридер ничего не ответил.
– Год и семь без всякого командования. Только чокнутый поджигатель и идиоты, которые за ним последовали. – Фуллер покачал головой. – Я тебе так скажу: после того как я об этом услышал, во мне не осталось воли выступать в их защиту. Их можно было только судить. – Он швырнул бутылку в холодильник. – Еще хочешь?
– Да можно.
– Конни тебе пить особо не дает?
– Насколько это возможно. – Ридер взял пиво и сделал глоток.
Фуллер снова уселся в тени навеса.
Откуда-то с залива донесся шум мотора, смех.
Ридер потянулся в карман брюк и, достав фотокопию наброска Сесила, вручил ее Фуллеру. Тот сел и присмотрелся к рисунку.
– У твоих друзей есть доступ к опечатанным записям, – сказал Ридер. – К таким вещам, которые, если о них спросить, вероятно, сгорели в том пожаре в Сент-Луисе еще в семьдесят третьем.
– Тебе нужно имя, – сказал Фуллер.
– Нужно. У меня есть только три буквы. Т, Р, Е. Скорее всего, начало имени.
Фуллер вздохнул. Затем провел рукой по седым волосам, которые слиплись во влажном воздухе.
– Они неспроста это все опечатали, Джон. Это из того ряда, что я никогда не скажу жене, что спал с той девахой постарше в Темпе, Аризона. Помнишь ее?
– Помню.
– Секреты не выдают, потому что они делают людям больно.
– Той девахе, с которой ты согрешил, было сколько? Двадцать семь, двадцать восемь?
– И что?
– Этим девушкам примерно столько же. Примерно столько же, сколько могло быть моей дочери, если бы она родилась.
– Вы с Конни так от этого и не оправились, правда? – спросил Фуллер.
– Не уходи от темы, – сказал Ридер. – К тому же подобная потеря не калечит. Она становится частью того, кто ты есть. – Он отпил пива. – И делает тебя сильнее, – добавил он. Потом помедлил и глотнул еще.
– Прости, Джон, я не хотел…
Ридер отмахнулся.
– Правда в том, друг мой, что я был бы только рад иметь роскошь настолько разочароваться, чтобы вывезти жену из залива Галвестон и выйти из борьбы, предоставив ее другим. Чаще всего я просыпаюсь с мыслью, будто когда-нибудь случится нечто, чему я не смогу противостоять, и думаю: может, этот день настал?
Фуллер минуту пристально смотрел на Ридера. Затем взял удилище и вышел к корме, где забросил его в воду. Вскоре смотал его и, обернувшись через плечо, переспросил:
– Т-Р-Е?
– Либо фамилия, либо имя.
– Только имя?
– Только имя.
Фуллер снова забросил удилище.
Ридер наблюдал за тем, как тонкая леска сверкает на солнце, будто паутинка.
– Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть, дружище, – сказал Фуллер. – Правда.