Пенн ничего веселого не предвидел. Но из всех рекомендаций, с которыми обычно выходишь из кабинета педиатра, ведение дневника было наиболее сносной — и наиболее соответствующей его личному набору навыков — из всех возможных. Каждый день они должны были записывать «мальчиковые» и «девочковые» поступки Клода. На данном этапе это все, что придется делать, пообещал мистер Тонго. Первым этапом был сбор информации. Первым этапом было «ждать и смотреть», но с акцентом на смотрение. Поскольку в данном случае «смотрение» было очень похоже на писание, а «ожидание» было очень похоже на воспитание, ведение гендерного дневника было тем, к чему Пенн был готов.
Но он оказался не прав. Когда в субботу Клод спустился к завтраку в платье, сделанном из ночной рубашки Рози, подпоясанной ремнем, Пенн понял, что это пойдет в «девочковую» колонку. Когда Клод после завтрака целый час гонял вагончики по железной дороге в направлении, противоположном тому, в каком их гоняли Ригель с Орионом, чтобы оба поезда сталкивались, взрывались и слетали с путей, и вся троица покатывалась с хохоту, а потом повторяла заново, Пенн понял, что это должно отправиться в «мальчиковую» колонку. Потом они перешли к конструкторам
…и, наконец, остановился на таком:
Что именно может быть, он и сам не знал. Но в том-то и была вся прелесть.
Накормив детей ужином, рассказав сказку на ночь и уложив их спать, Рози с Пенном откупорили бутылку вина и сравнили списки. Пенн вел свой вполсилы. Список в колонке «может быть» оказался длинным. Туда входило чуть ли не всё. Список Рози содержал больше информации, был разбит на две колонки, а не на три, и она видела многое из того, что упустил Пенн. Почти все попало в «девочковую» колонку. В то время как Ригель и Орион строили
— Мне непонятен твой список, — сказал Пенн.
— А мне понятен твой, — сказала Рози.
— Что это значит?
— Все то же. Ты не понимаешь мой список потому, что не представляешь, как человек, подобный мне, его составил.
— Это правда.
— Я знаю.
— Ты — ученый, Рози. Женщины — не ученые. Так что это отправляется в мальчиковую колонку. Ты врач — врач неотложной помощи, а не какой-нибудь там девчачьей педиатрии или гинекологии. Так что это тоже идет в мальчиковую колонку. Твой так называемый муж — писатель, художник, а не тот, кто зарабатывает деньги. Другой тип. Он готовит ужины…
— Я тоже иногда готовлю ужины.
— Не так умело. Он стирает и складывает выстиранное белье…
— И убирает его в шкаф.
— И убирает его в шкаф. Он делает с детьми домашнее задание. Он укладывает их спать.
— Он очень женственный, — согласилась Рози, целуя его в шею.
— Это очень мужской поступок — быть замужем за таким женственным парнем.
— Это очень по-женски — использовать слово «парень».
— Это очень по-мужски — просто испытывать влечение к такому женственному парню.
— А кто сказал, что меня к нему влечет? — спросила Рози, посасывая мочку его уха.
— Ты инициируешь секс, — Пенн расстегивал рубашку, — что вряд ли можно назвать женственным.
— Кто сказал что-то про секс?
— Хотя вот это, — признал Пенн, расстегивая ее лифчик, — весьма убедительное доказательство в пользу твоей женской природы.
— О да, убедительное, — согласилась Рози.
— Ты готова — нет, ты жаждешь заниматься сексом на диване, в то время как твои сыновья спят на втором этаже. Более каноничная женственная мать ни за что не стала бы рисковать, боясь разбудить их и таким образом подвергнуть опасности эмоциональное равновесие детей.
— Как мило, что ты думаешь, будто они спят. — Она выскользнула из юбки, потом из белья, краем уха прислушиваясь, как Ригель и Орион (по ее предположению) вколачивают пластилин (по ее предположению) в ковер на втором этаже (по ее предположению). — К тому же настоящая женщина всегда доступна для мужа, дабы удовлетворять его сексуальные аппетиты.
— Но не имеет собственных. — Пенн стянул с себя штаны. — И занимается этим только в постели. В темноте.
— Лежа на спине, — добавила Рози, оседлывая его.
— Так что ты понимаешь, почему я считаю эти списки дерьмом собачьим.