В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

Это были отсыревшие, угрюмые выходные. В понедельник утром Рози, запыхавшись, сквозь ливень шла на работу. У дома с розовой башней было одно замечательное свойство — от него до ее работы было всего 1,7 км. К сожалению, полтора приходилось идти прямо в гору. Однако Рози, даже задыхаясь, почти каждый день упорно разговаривала по телефону, потому что, когда еще найти время поговорить с матерью?

— Ру — гомофоб, — с сожалением сообщила она.

— Как-то это неправильно звучит, — задумчиво проговорила Кармело.

— Я знаю, — вздохнула Рози. — Но, по всей видимости, это правда. Он сделал видеодоклад о сексе, ругательствах, голых Барби и о том, что солдатам-трансам не место в вооруженных силах. И завалил историю.

— Школа сильно изменилась с тех пор, как ты была ребенком, — заметила Кармело.

— Он завалил задание, поэтому завалил историю, поэтому солгал, что не завалил. Поэтому мы посадили его под домашний арест.

— Вы же не рассчитывали, что он сознается в подобных вещах, правда?

— Я в первую очередь рассчитывала, что он не будет ничего такого делать.

— О, ну, это дело другое. Тебя бесит сам грех или ложь о грехе?

— Ни то ни другое. Я бешусь, потому что, когда мы приперли его к стенке этим грехом и ложью о грехе, он сказал, что мы лицемеры, ведь сами постоянно лжем.

— О Поппи?

— Да, — признала Рози. — Он так зол из-за Поппи, что стал шовинистом.

Бабушка на это не повелась:

— Бедняжка Ру! Жаль, меня с вами нет.

Кармело по-прежнему приезжала каждое лето, но уже близилось Благодарение, и она в последний раз видела своих «малюток» несколько месяцев назад.

— Он злится не из-за того, что мы лгали… — Рози перевела дух и исправила время глагола: — Лжем. — Сквозь мокрые сосны она мельком замечала пальцы редевшего тумана, поднимавшегося с воды; звуки и редкие солнечные зайчики отражались от приморского утеса и старого леса. Прекрасное место для жизни. Хотя, может, и нет — если оно казалось домом всем членам семьи, кроме одного. — Он злится, ведь мы заставили его переехать в Сиэтл, а ему нравился Висконсин. Злится потому, что мы заставили его жить в большом городе, а ему нравилась ферма. Мы заставили его бросить футбольную команду, и оркестр, и друзей, и все президентства.

— Он думает, что вы выбрали Поппи, а не его, — сказала Кармело.

— Мы не выбирали!

— Я знаю, милая.

— Мы не выбирали!

— А он знает?

— Прошло больше двух лет. Пора успокоиться. Мы переехали потому, что там было недостаточно безопасно. Ни для кого из них. Если бы мы сказали: «Висконсин слишком опасен для Поппи, но тобой мы готовы рискнуть», — тогда у него была бы причина чувствовать себя оскорбленным. Мы думали, что здесь будет лучше всем. Думали, что он веселый, дружелюбный и общительный и с ним все будет в порядке!

— И что случилось?

— Мы оказались не правы.

— Не то чтобы не правы, — заметила Кармело. — Просто не правы пока.

— Может, но…

— Родители постоянно предпочитают одного ребенка другому.

— Да мы же не этого…

— Ты пропустила бóльшую часть седьмого класса, когда твоя сестра была больна, — мать говорила, не обращая внимания на протесты. — Ты провела бóльшую часть года, когда тебе было двенадцать, в больничной палате. В те времена, когда я переживала из-за всего на свете, это просто легло на меня еще одним слоем вины. Мне пришлось смириться. Поппи нуждалась в дополнительной заботе, и ей нужна была старшая сестра рядом. Нам с папой ты тоже была нужна, чтобы не переживать из-за школы, домашних заданий, герл-скаутов и родительских собраний. Тебе в то время ничего особенного нужно не было. Когда твои потребности выросли, впоследствии мы ими занялись. Это хорошо, что потребности у разных людей возникают не в одно и то же время; иначе мы никак не смогли бы удовлетворять их все. Когда вы уезжали из Висконсина, была очередь Поппи. Теперь подходит очередь Ру.

Так и было. И она подошла ближе, чем все думали.

Профилактическая злость