В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

Дети большей частью собрались вокруг костровой ямы, поедая сладкое в самых разных обличьях и изобретая хитрые способы касаться друг друга. Пенн слышал, как Ригель и Орион спорят с Гарри и Ларри. Поначалу ему казалось, что этот дружеский квадрат долго не продержится. Гарри и Ларри дичились костюмов Ориона, вязания Ригеля, всей их слегка странной, «не такой» семейки. Гарри и Ларри были чуточку слишком нормальными для клана Уолшей-Адамсов. Но, похоже, близнецовости им было достаточно, чтобы держаться вместе: наличие близкого похожего существа сближало их сильнее, чем что угодно другое.

— Помнишь, как тот чувак превратился в насекомое? — говорил в этот момент Ларри.

— Так ведь весь фильм же об этом, — хмыкнул Орион.

— Да, но я имею в виду момент, когда он изменился. Он такой — «а-а-а-а, мои руки, мои ноги, а-а-а-а!».

— Ну?

— Это было эпично.

Пенн поморщился. Хотя он должен был признать, что «Капитан Таракан» превратил новое молодое поколение в фанатов Кафки, получившийся в результате фарс имел настолько мало сходства с оригиналом, что мог считаться совершенно с ним не связанным.

— Это случилось с нашей собакой, — сказал Ларри.

— Ваша собака превратилась в таракана? — в голосе Ригеля слышался скорее скепсис, чем благоговение, которому Пенн, слышавший это с другого конца двора, только порадовался.

— Совсем наоборот, — поправил Ларри. — В кухне был здоровенный паучище, один из этих, жутко волосатых, и, когда мы попытались изловить его, он заполз под посудомойку, а на следующий день, когда мы вернулись из школы, у нас на переднем дворе бегала собака без ошейника. Мы развесили объявления по всей округе, но никто не признал ее своей. А паука больше не видели.

— То есть вы думаете, что посудомоечная машина превратила паука в собаку? — Ригель просто хотел убедиться, что все правильно понимает.

— Вот еще! — фыркнул Ларри.

— Мы что, дураки, что ли! — поддержал его брат.

— А как еще вы это объясните?

— Это все равно что сказать, будто Марк раньше был велосипедом, — ответил Гарри. Так звали игуану Гарри, которую отец близнецов принес домой после того, когда случайно наехал на нее, катаясь на велосипеде.

И пошло веселье.

— Мой скейтборд раньше был картофелиной, — хихикая, проговорил Ларри, — потому что мы остановились купить картошки фри, когда ехали забирать его из магазина.

— Задница Ориона раньше была тубой, — сказал Ригель, — потому-то она издает такие звуки.

— Ноги Ригеля раньше были биотуалетом, — парировал Орион, — потому-то они так воняют.

— Гарри раньше был обезьяной, — Ларри хохотал так, что выступили слезы, и он размазывал их по щекам зефиркой, — вот потому-то он такой волосатый!

— Мы все раньше были обезьянами, придурок! — вторил ему Гарри.

А Орион сказал:

— Поппи раньше была мальчиком.

Рози и Пенн застыли. Марджинни и Фрэнк застыли. Ру, Бен, Ригель, Орион и Поппи — все застыли. Они были рассредоточены по всему двору — у гриля, у пивного кега, у стола с десертами, у костровой ямы, у дождевателя. Каждый участвовал в собственном разговоре, был в собственном мире. Но как собаки, которые постоянно прислушиваются, не прилагая особых усилий, к тем новым словам, которые понятны им в какофонии человеческой речи — сидеть, стоять, гулять, хороший пес, — все навострили уши, ожидая, что дальше. Пенну казалось, все гости затаили дыхание. Поппи казалось, что не только ее семья, но и весь мир застыл, кристаллизовался в этот самый последний момент, в течение которого он еще будет нормальным, а стоит сделать вдох, потом еще один, и еще — и весь мир начнет таять и разваливаться на части. Она удивлялась, что у нее так грохочет сердце, в то время как все остальное во Вселенной настолько неподвижно. Но Рози все видела. Видела, что Гарри и Ларри продолжают сравнивать одни вещи с другими, что вообще никто не обращает внимания на мальчишеский квартет, что Ригель, умница такая, запрыгнул на низенькую ограду и с огромным энтузиазмом изображает сцену трансформации капитана Таракана, что Орион, тоже умница, с лицом, бледностью сравнявшимся со своей кепкой со Снупи, запрыгнул к брату, одному из многих, играя безутешную невесту капитана Таракана, которой еще предстояло научиться любить «зверя внутри». Мир продолжил вращение. Секрет дал течь, но продолжал держаться на плаву.