Когда раздался телефонный звонок, Рози была в кабинете с шестидесятидвухлетней пациенткой, которая жаловалась на боль в колене. Она это делала с тех пор, как Рози познакомилась с ней четыре года назад. Женщина была бегуньей. Пробегала по пятьдесят, шестьдесят, семьдесят километров в неделю. Бегала каждый день. В некоторые дни по два раза. Бегайте меньше, говорила Рози. Через день вместо бега плавайте, занимайтесь йогой или силовыми тренировками. Пробегайте вдвое меньшую дистанцию и добирайте остальное ходьбой, велосипедной прогулкой или, черт побери, посидите и почитайте книжку. Но пациентка бегала еще больше. И колени болели все сильнее. Рози давно выучила этот разговор наизусть и была на середине той части, которая начиналась со слов «когда мы стареем, соединительная ткань суставов начинает разрушаться», когда Ивонна постучалась в дверь.
— Я с пациенткой, — бросила Рози.
— Это Поппи, — сказала она.
— По телефону?
— Да.
— Это срочно?
— Говорит, что нет, — многочисленные дети и внуки, не говоря уже о тридцати четырех годах работы в кабинетах врачей, настроили барометр срочности Ивонны идеально точно, — но меня-то не обманешь.
Когда Рози взяла трубку, Поппи молчала. Рози слышала ее дыхание — и только.
— Поппи?
Нет ответа.
— Поппи! Ты меня слышишь?
Нет ответа.
— Милая, с тобой все хорошо?
Ничего.
— Золотко! Ты меня пугаешь.
И тогда на другой стороне линии, едва-едва слышным шепотом на выдохе, из темноты, которая была где-то очень-очень далеко, Поппи проговорила:
— Мама. Они знают.
Рози не спрашивала, чтó, — она поняла. Она не спрашивала, как, — это пока не имело значения. Она спросила — кто. Кто знает?
— Все, — едва выговорила Поппи. — Все знают.
— Я сейчас приеду, — ответила Рози.
Воспитание в темноте
Тем утром в школе Поппи только-только повесила куртку и рюкзак, повернулась и увидела Марни Элисон и Джейка Ирвинга, которые делали вид, будто пытаются не дать ей увидеть, как смеются над ней, на самом деле позаботившись, чтобы она — и все вокруг — увидели, что именно это они и делают. Если бы Поппи их проигнорировала, то выглядела бы дурой. Если бы спросила, над чем они смеются, то выглядела бы дурой. Если бы стала колотить обоих рюкзаком, пока из носов не хлынул бы кровавый фонтан, как у китов, ее бы отстранили от занятий. Поэтому она постаралась сказать как можно меньше — всего один слог, но он вмещал всю капитуляцию Версальского договора, о котором им рассказывали на обществознании.
— Что?
— Мы слыхали, что ты парень, — хмыкнула Марни.
Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица, головы, груди и ног и устремилась в сердце, точно извержение вулкана.
— Что?..
Опять этот слог — тот, что напрашивался:
— Мы слыхали, — театрально зашептал Джейк, — что у тебя есть гигантский член.
— На самом деле, наверное, маленький, — сказала Марни.
— Наверное, — согласился Джейк.
— Не хочешь ничего сказать? — Марни каждый день мазалась тушью и фиолетовыми тенями для глаз. Поппи гадала, разрешают ли ей родители, или она красится после того, как приходит в школу. Крохотные бусинки черноты скругляли кончики ресниц, делая их похожими на крохотные лакричные леденцы на палочках.
— У меня нет… эмм… — Поппи не смогла заставить себя закончить это предложение.
Марни с Джейком переглянулись.
— Она говорит, что у нее нет «эма»? — спросил Джейк.
— Значит, как я понимаю, «эма» у нее нет, — ответила Марни.
— Если только она не старается скрыть свой «эм». Или стыдится. Или знает, что ее «эм» омерзителен.
— Все «эмы» омерзительны. — Марни толкнула Джейка, который толкнул ее в ответ — игриво, словно то, что они сейчас делали, было игрой, а не уничтожением тщательно выстроенной, идеальной жизни Поппи. Она направилась следом за ними в класс, села за свой стол и постаралась сосредоточиться.
За обедом Агги плюхнулась на обычное место с обычным подносом с обычным меню: прямоугольник пиццы, горка картошки фри, зеленое яблоко «гренни смит», шоколадное молоко.
— Ты просто не поверишь, что они о тебе говорят, — сообщила она, словно то, что
Натали подавилась соком так, что он брызнул у нее из носа, но не из-за смеха, а просто чтобы показать как можно доходчивее, насколько абсурдным находит это предположение. Поппи восприняла это как жест доброты, которым оно и было.
— Да щаз! Ты же самая популярная девочка в классе. Марни просто завистливая.
— И подлая. — Ким разбирала свой сэндвич на составные части, чтобы съесть по одной, как делала каждый раз: мясо, потом сыр, потом хлеб. — Марни и Джейк — придурки. Всем наплевать, что они там болтают.
— Но все об этом говорят, — серьезно отчиталась Агги. — Кара Гринбург даже спросила, видела ли я когда-нибудь твою «штуку», когда ты ночевала у меня.
— Надеюсь, ты сказала: «Вот еще, конечно, нет»? — спросила Ким.
— Я сказала: «Это не твое дело», — ответила Агги.