В доме Шиллинга

Горничная свободной лвой рукой съ силой оттолкнула ее, стараясь устранить съ дороги; въ то же время мужчина схватилъ негритянку сзади за плечи, острые ногти впились въ ея обнаженную руку, какъ когти хищнаго звря, между тмъ какъ ротъ былъ закрытъ одуряюще надушенымъ платкомъ.

— Замолчишь ли ты, глупое созданье? — со злобой проворчала Люсиль, — это она впилась ногтями въ руку няньки, и, плотно прижавшись къ ней своимъ нжнымъ гибкимъ тломъ, старалась заткнуть ей ротъ. — Неужели вы здсь, въ шиллинговомъ дом думаете, что я буду съ терпніемъ агнца ждать, когда господамъ юристамъ угодно будетъ признать мои права?

Она бросила быстрый взглядъ на калитку и увидла, что Минна съ ребенкомъ вышла изъ сада. Она тотчасъ же освободила негритянку и выбжала на улицу; господинъ въ цилиндр посддовалъ за ней. Теперь ужъ не Дебора испустила громкій крикъ испуга, ярости и гнва, — онъ раздался съ улицы.

Между калиткой и стоявшимъ на улиц экипажемъ появилась, какъ будто выросла изъ земли, высокая сильная женщина съ блднымъ лицомъ и стиснутыми губами. Еще одежда ея и волосы на лбу развивались отъ скораго бга. Быстрымъ движеніемъ вырвала она двочку изъ рукъ горничной и сильными руками держала ее, поднявъ высоко надъ головой, такъ что Люсиль вскрикнула отъ ужаса.

— Похищеніе ребенка среди благо дня! — грозно вскричала она сильнымъ груднымъ голосомъ. Она оттолкнула горничную, пытавшуюся броситься на нее, почти къ самому экипажу, вошла въ садъ и отдала раскричавшагося ребенка на руки подоспвшей Дебор. Потомъ повернулась лицомъ къ стоящимъ на улиц и стояла неподвижно, какъ стна, прикрывая отступленіе няньки. Ея полная фигура совершенно заслоняла проходъ.

Все это было дломъ одной секунды.

Эти дв женщины уже стояли однажды другъ противъ друга, одна стройная, какъ сильфида, роскошно одтая, съ лицомъ, закрытымъ вуалью, и съ дорогими браслетами на рукахъ, блествшими при скудномъ ламповомъ освщеніи, другая — величественная, въ кухонномъ фартук, съ діадемой изъ своихъ волосъ и съ проклятіями на устахъ… Это было нсколько лтъ тому назадъ въ просторной мрачной передней монастырскаго помстья.

Теперь молодая женщина быстро откинула вуаль съ лица, и ея зеленоватые глаза метали искры.

— Вы сейчасъ же сойдете съ дороги, мадамъ, — сказала она дрожащимъ отъ ярости голосомъ. Она топала своей маленькой ножкой и подняла руки, чтобы отстранить женщину и самой проскользнуть въ садъ.

— He дотрогивайтесь до меня, — не совтую вамъ этого! — возразила маіорша, не двигаясь съ мста, холодно смотря на страстную жестикуляцію изящныхъ ручекъ.

— Ахъ, вы можетъ быть хотите меня уничтожить своими большими грубыми кухонными руками? — дерзко разсмялась маленькая женщина. — Я не труслива, какъ вамъ извстно! Я уже дала вамъ однажды этими самыми пальцами, которые вы не считаете достойными прикосновенія къ вашей священной особ, такой щелчокъ, какого вы не забудете всю жизнь.

Сжатыя губы маіорши скривились отъ гнвнаго раздраженія.

— Вы не имете основанія торжествовать, — мои предсказанія сбылись, — сказала она сквозь зубы, бросивъ насмшливый взглядъ на франта, который, стоя у открытой дверцы кареты, имлъ такое воинственно мрачное лицо, какъ будто хотлъ пронзить противницу своей дамы. Люсиль мелькомъ взглянула черезъ плечо.

— Ба, это мой секретарь! — сказала она и отвернулась отъ него, чтобы снова попытаться проникнуть въ садъ. Тревожные крики Деборы о помощи раздавались уже вдали, очевидно, она приближалась къ дому. Но разстояніе все-таки было еще довольно велико и еще можно было ее догнать.

— Боже мой, да не стойте вы тамъ такъ глупо и безъ толку, Форстеръ! — закричала Люсиль секретарю, снова топая ногой. — Ну бгите же туда!

Секретарь однимъ прыжкомъ очутился подл маіорши и вызывающе надвинулъ на лобъ цилиндръ.

— Мадамъ…

— Я маіорша Люціанъ, милостивый государь, если вамъ угодно узнать мою фамилію, и въ садъ я васъ не пущу, будьте покойны, — ршительно сказала она, стоя, какъ приросшая, на каменномъ порог калитки. Она подняла только правую руку, чтобы оттолкнуть бросившуюся на нее Люсиль, какъ докучливое наскомое.

Маленькая женщина упала на руки своей горничной. Она была вн себя и хохотала насмшливо и громко, какъ вакханка.

— Чего же вы церемонитесь, Форстеръ! Женщина въ синемъ фартук, которая стоитъ въ калитк, точно ангелъ съ пламеннымъ мечемъ у дверей рая, дйствительно жена маіора Люціана, мужичка изъ монастырскаго помстья, торгующая масломъ и яйцами, фурія, прогнавшая и мужа, и сына за океанъ… Fi donc, madame, [36] постыдитесь гнусной роли, которую вы разыгрываете! Но вдь это не удивительно, это только слдствіе вашего ужаснаго характера, что вы мшаете матери овладть ея ребенкомъ и ея неоспоримыя права…