В доме Шиллинга

Дневной свтъ, падавшiй изъ салона, показалъ ей, что гладкая темная доска, позади деревянной рзьбы, была дверь, въ настоящую минуту отворенная. Сдлавъ нсколько шаговъ въ сторону, чтобы затворить дверь, она споткнулась на какой-то твердый предметъ въ углу; она нагнулась, подняла его и, затворивъ дверь, спустилась съ каменныхъ ступенекъ, неся въ рукахъ блестящую серебряную шкатулку. При вид ея донна Мерседесъ поблднла и нсколько мгновеній стояла неподвижно; но, какъ статуя, потомъ сказала дрожащимъ голосомъ: «теперь вы можете прочитать послднее письмо Феликса къ его матери, — оно въ вашихъ рукахъ».

— Я вдь знала, что тамъ побывали мыши изъ монастырскаго дома, — пробормотала Анхенъ, и по губамъ ея пробжала тихая грустная улыбка, которую Люсиль и вся прислуга въ дом Шиллинга считали признакомъ сумашествія.

— Но это до меня не касается, — прибавила она быстро, слегка покраснвъ, какъ бы стыдясь своего необдуманнаго замчанія.

Шкатулка полетла на полъ, и маіорша закрыла лицо руками: Витъ съ страшнымъ крикомъ опять впалъ въ конвульсіи.

Въ ту же минуту изъ столовой заглянула служанка, бгавшая за доктором, и доложила, что онъ сейчасъ придетъ.

Маіорша пришла въ себя, подошла къ двери и заперла ее передъ носомъ смутившейся и съ любопытствомъ заглядывавшей въ комнату служанки.

— Мне еще придется выдержать жестокую борьбу, — сказала она Мерседесъ своимъ прежнимъ жесткимъ неумолимымъ голосомъ. — Идите теперь къ моимъ внучатамъ; я приду посл… когда все покончу.

Анхенъ взяла шкатулку и спрятала ее по знаку донны Мерседесъ подъ фартукъ, — даже Дебора не должна была знать, гд она находилась. Она вернулась съ донной Мерседесъ въ салонъ, и маіорша заперла за ними деревянную дверь и дверь заложенную матрацомъ, изъ котораго сквозь прорванную кое-гд клеенку торчалъ конскiй волосъ; она пыталась также запереть дверь, выходившую въ присутственную комнату. Но это ей не совсмъ удалось, осталась небольшая щель, а она не знала, что пружина, посредствомъ которой отворялась и затворялась дверь, находилась въ орган.

Когда пришелъ докторъ, онъ нашелъ маіоршу блдной, какъ привидніе, но совершенно овладвшей собой и со свойственной ей серьезностью сидвшей около больного мальчика. Онъ самъ былъ очень возбужденъ несчастіемъ въ копяхъ, взволновавшимъ весь городъ и, какъ только вошелъ, тотчасъ же заговорилъ объ этомъ. Но маіорша молча показала ему на мальчика, и онъ въ ужас отступилъ на нколько шаговъ, взглянувъ на него. Онъ разспросилъ о причин этого ужаснаго случая, констатировалъ сотрясеніе мозга вслдствіе паденія и объявилъ положеніе больного столь серьезнымъ, что слдовало немедленно извстить о томъ отца. И онъ тотчасъ же послалъ за нимъ.

Долгое, долгое время надъ монастырскимъ помстьемъ неизмнно свтила звзда счастья. Она охраняла посвъ и жатву, озаряла увеличеніе богатства и почета и, когда честный родъ грозилъ угаснуть, загорлась еще ярче, озаряя новый отпрыскъ стараго рода, такъ какъ почти въ одно время съ рожденіемъ ребенка въ малой долин появился золотой источникъ для Вольфрамовъ. — и вдругъ она совершенно угасла! He облака и не тучи закрыли ее, нтъ, она разсыпалась въ прахъ и увлекла вмст съ собой въ вчную ночь имя Вольфрамовъ!..

Здсь въ монастырскомъ помсть разлетлась въ куски тонкая деревянная рзьба отъ прыжка собаки, и это стоило жизни молодому существу, на которое возлагались тысячи надеждъ и горячихъ упованій, а тамъ въ малой долин почти въ тотъ же часъ страшная стихія возстала противъ руки, которая жадно и хищно рылась въ ндрахъ земли, чтобы скоплять богатство для ребенка, бывшаго надеждой рода, — Немезида жестоко покарала виновнаго, но при этомъ лишила жизни нсколько ни въ чемъ неповинныхъ людей.

На мст катастрофы изъ глубины земли слышались еще крики о помощи; но трудно было помочь несчастнымъ, которыхъ все боле и боле заливала вода и которые не могли подняться ни на одну линію выше. Bce, что можно было сдлать, было сдлано. Работали такъ, что кровь выступала изъ подъ ногтей, и совтникъ былъ самымъ дятельнымъ изо всхъ, но это не примиряло и не успокоивало взволнованныхъ умовъ.

Вся ненависть и злоба, накопившіяся въ населеніи въ продолженіи многихъ лтъ къ ихъ бывшему богатому и своевольному бургомистру, обнаружилась теперь. Онъ всегда проходилъ съ насмшливой улыбкой мимо людей, которые, хотя и бросали на него злобные взгляды, но вмст съ тмъ униженно снимали передъ нимъ шляпу, потому что онъ имлъ силу даже и посл того, какъ оставилъ общественную дятельность, — онъ былъ богатъ и имлъ большое вліяніе.

Теперь онъ не улыбался передъ роптавшей толпой. Брань и оскорбительные возгласы, достигавшіе до его слуха, съ неумолимой ясностью показали ему, что онъ былъ не только смертельно ненавидимъ, но и презираемъ, и еслибы старый Клаусъ могъ теперь придти на землю, ему пришлось бы увидть, что одинъ изъ его потомковъ своей ненасытной жадностью и грубымъ надменнымъ обращеніемъ лишилъ имя Вольфрамовъ прежняго почета.