В доме Шиллинга

— Ты еще ужасно глупъ! — сказалъ онъ, — возишься съ этими тварями, какъ тетка Тереза съ индюшатами!

Онъ взялъ изъ корзинки и поставилъ на ноги одного изъ котятъ, который еле держался на своихъ еще слабыхъ лапкахъ и жалобно мяукалъ.

Услыхавъ мяуканье, кошка подбжала, было, къ нимъ, но, такъ какъ ей, очевидно, былъ хорошо знакомъ кнутъ Вита, страхъ преодоллъ материнскую любовь, и она при вид поднятаго кнута бросилась на стну и вскарабкалась на полку, a Витъ вскочилъ на близъ стоявшій стулъ и хлопалъ по ней бичемъ. Bсe, что стояло на полк — старыя картонки, полуразбитый фарфоръ и тому подобныя вещи, все полетло на полъ изъ-подъ спасающейся бгствомъ кошки. Раздался звонъ и трескъ, поднялись тучи пыли, и при крикахъ Вита: «эй! эй!» бдное животное соскочило съ полки и скрылось за дверью.

Между тмъ Іозе положилъ маленькаго котенка на мсто. Нжно воспитанному ребенку были непріятны дикій шумъ и травля; онъ робко смотрлъ на фарфоровые черепки и вздохнулъ свободно только тогда, когда кошка убжала за дверь, онъ слышалъ еще, какъ Витъ, громко топая, бжалъ по длинному коридору, потомъ все стало тихо и ему можно было безъ помхи играть съ котятами.

Онъ расправилъ тряпки въ лукошк, какъ это длала Дебора съ его постелькой, когда онъ ложился спать.

А солнце, проходя черезъ тусклыя стекла слухового окна, бросало разноцвтные лучи на его маленькія работавшія ручки, что очень радовало его, и онъ старался подставлять ихъ подъ эти лучи… Потомъ на подоконникъ сла маленькая птичка, чтобы поужинать барахтавшимся комаромъ, котораго она принесла въ клюв и робко заглядывала на чердакъ своими черными глазками. Ея щебетанье раздавалось громко и звучно, мяуканье котятъ также усилилось, а при каждомъ движеніи мальчика скриплъ подъ нимъ полъ — и при этомъ было очень, очень тихо, — большой мальчикъ, который не могъ спокойно простоять ни одной секунды, больше не шевелился и не двигался, между тмъ какъ онъ давно ужъ долженъ былъ вернуться, — вдь ужъ много времени прошло съ тхъ поръ, какъ онъ прогналъ кошку.

Ребенокъ обернулся, ничего не подозрвая — большого мальчика не было, а въ двери, въ которую исчезла кошка съ ея преслдователемъ виднлись какія-то странныя срыя украшенія — она была заперта. Невинный ребенокъ сначала не понялъ своего положенія, — большая раскрашенная дверь конечно отворяется, а за ней въ коридор должно быть спрятался большой мальчикъ. Іозе всталъ и побжалъ къ двери, но она не подавалась и не было ни ручки, ни ключа: только въ томъ мст, гд былъ прежде замокъ, осталось небольшое отверстіе, черезъ которое можно было посмотрть въ темный коридоръ. По ту сторону была мертвая тишина, а черезъ плотно затворенную дверь не могла пробраться даже мышь…

Ребенокъ вдругъ отчаянно закричалъ отъ страха, но тотчасъ же замолчалъ и, затаивъ дыханіе, приложилъ ухо къ двери, прислушиваясь: послышался какой-то шорохъ по полу.

— Ахъ, милый мальчикъ, отопри мн, - просилъ малютка умоляющимъ голосомъ.

Никакого отвта, никакого движенія за дверью, и онъ по прежнему оставался взаперти между этими четырьмя стнами.

Заливаясь слезами, онъ изъ всхъ силъ стучалъ маленькіми кулаченками по грязнымъ доскамъ, призывая своимъ нжнымъ дтскимъ голоскомъ тетю Мерседесъ, Яка и Дебору, всхъ, кто обыкновенно дома приходилъ къ нему на помощь, и, наконецъ, охрипши и утомившись, слъ у порога. Онъ сидлъ тутъ въ высокомъ старомъ соколиномъ гнзд, прекрасная заблудившаяся птичка, волнуемая невыразимымъ страхомъ, какъ нкогда бдный «колибри». Еслибъ это зналъ отверженный, который покоился теперь вчнымъ сномъ тамъ за океаномъ въ тни магнолій и лавровъ на берегу Флориды!.. Онъ также зналъ этотъ чердакъ, куда сваливалось все негодное къ употребленію, стны котораго были увшаны рамами или съ кусками зеркальныхъ стеколъ или съ остатками масляныхъ картинъ, и эти старомодные лари съ разнымъ хламомъ и календарями, изъ которыхъ тучами поднималась моль, поломанныя мотальницы и прялки, одвавшія домашнихъ полотномъ цлыя поколнія Вольфрамовъ отъ колыбели до могилы… Тутъ же валялись въ куч изъденныя червями сиднья стульевъ, на которыхъ еще, можетъ быть, сидла семья суконщика, переселившаяся три столтія тому назадъ въ монастырское помстье изъ узкаго городскаго переулочка. Въ одномъ углу были свалены обломки грубыхъ дтскихъ игрушекъ, полуодтыя безголовыя куклы, которыми забавлялись блокурыя дочки бдной совтницы.

Солнце постепенно уходило отъ маленькаго слухового окна, а птичка, сидвшая на подоконник еще при первомъ громкомъ крик ребенка улетла испуганная. Котята также замолкли: они лежали, прижавшись другъ къ дружк, какъ какой-нибудь срый клубокъ, и поднимали сонныя головки только тогда, когда несчастный мальчикъ, сидвшій у порога, начиналъ вдругъ громко всхлипывать.