В доме Шиллинга

— Что знаютъ въ Германіи? — съ горечью продолжала она, пожимая плечами и взглядъ ея безцльно блуждалъ по комнат, между тмъ какъ дрожащіе пальцы теребили ленту ея кушака. — Слпо преклоняются передъ идоломъ «гуманности», лицемрно выставленнымъ Сверомъ, врятъ въ фальшивую маску, подъ которой скрываются зависть, желаніе сломить силу Юга, отнять у него власть въ государственномъ управленіи, сдлать нищими его гордыя благородныя фамиліи, — о милое нмецкое ослпленіе! Уничтожаютъ блыхъ братьевъ и нжничаютъ съ черной расой…

— Разрзать веревки, которыми связанный былъ прикрпленъ къ земл, не значитъ нжничать. Эти чернокожіе люди…

— «Люди?!» — прервала она его, съ насмшливой улыбкой, пожимая плечами и съ жестомъ невыразимаго презрнія глядя черезъ плечо.

Какъ серафимъ, стояла она въ своемъ бломъ одяніи, и въ этомъ гибкомъ тл жилъ ужасный предразсудокъ, жесткая душа, какъ бы въ противоположность вншней женственно-нжной красот.

— Теперь я понимаю, почему вамъ такъ противенъ нмецкій воздухъ, который стремится вытснить изъ темныхъ угловъ засвшую тамъ несправедливость, — сказалъ онъ, съ негодованіемъ глядя ей прямо въ глаза.

— Ахъ, да, я ужъ читала объ этомъ. И длается съ обычной нмецкой аккуратностью — и при этомъ нечего сомнваться, — продолжала она саркастически. — Насколько этими реформами нарушаются частныя наслдственныя родовыя права, на это не обращаютъ вниманія эти исправители вселенной. — Ея сдержанный голосъ дрожалъ отъ волненія, и потому эта гордая замкнутая въ себ женщина перемнила тему разговора. — Врите ли вы серьезно, что мы тамъ, наконецъ, достигнемъ нашей цли? — спросила она повидимому холодно и спокойно, указывая по направленію къ монастырскому помстью.

— Я хочу этому врить, потому что не желалъ бы потерять вру въ прекрасную чувствительность женскаго сердца, — отвчалъ онъ съ какой-то гнвной улыбкой. — Но мн бы страстно хотлось, чтобы это не совершалось какъ можно доле…

Она собралась было уже уходить и стояла на порог стеклянной двери; услыхавъ эти слова, она повернула къ нему голову и спросила: «почему?»

— Этого вы не должны бы спрашивать, такъ какъ каждую минуту видите, что дти внесли въ мою жизнь невыразимое счастье… Я потеряю своихъ любимцевъ, какъ только бабушка примирится съ ними, а кто можетъ безъ боли отказаться отъ любви, которая освщаетъ его существованіе?… Дти привязались ко мн, - онъ остановился на минуту, — или вы и въ этомъ отказываете нмцу? — спросилъ онъ не то съ ироніей, не то серьезно. Онъ увидлъ, какъ подъ опущенными рсницами омрачился ея взоръ.

— Какъ можете вы такъ говорить, баронъ! — вскричала Люсиль. — «Отказать»! Смшно! Разв донна Мерседесъ не намрена безъ пощады и милости бросить моихъ несчастныхъ дтей въ это ужасное разбойничье гнздо?

Донна Мерседесъ не обратила никакого вниманія на это язвительное замчаніе.

— Я никогда не позволяла себ возражать противъ послдней воли моего брата, — сказала она барону Шиллингъ. — Но я бы солгала, еслибы сказала, что не желала въ глубин души, чтобы старая женщина изъ монастырскаго помстья продолжала упорствовать и отвергать своихъ внуковъ, потому что тогда вступили бы въ силу права, переданныя мн Феликсомъ по завщанію, и я могла бы сказать: «это мои дти!» — Она невольно прижала свою тонкую руку къ груди и въ эту минуту изъ всхъ женскихъ фигуръ, наполнявшихъ мастерскую, была самой обворожительной съ выраженіемъ глубокой ревнивой нжности, которая никому не уступитъ своего кумира.

— Это молчаливое выжиданіе противно мн, оно настоящая пытка для меня, — продолжала она. — Иногда мн нужна бываетъ вся моя сила воли, чтобы не взять вдругъ дтей и не явиться съ ними къ бабушк, чтобы положить конецъ неизвстности и самовольно вызвать окончательное ршеніе…

Она замолкла при вид его протестующаго жеста.

— Но этого не случится, — прибавила она упавшимъ голосомъ и покачавъ головой. — Однако хотлось бы мн видть по крайней мр начало, первый шагъ къ цли…

— He дадите ли вы мн взглянуть въ бумаги Феликса? Пожалуй, он намъ понадобятся, — сказалъ онъ.

— Он къ вашимъ услугамъ.

И сдлавъ ему рукой знакъ слдовать за ней, быстро вышла въ садъ.

Люсиль вскочила и пошла съ ней. Она оперлась на руку барона Шиллингъ, когда они шли по платановой алле къ дому.

— Вонъ онъ опять стоитъ у забора, этотъ противный дядюшка, который тогда такъ нагло хохоталъ изъ своей комнаты, — проговорила она. — Заборъ довольно высокъ, изъ-за него только и видно, что ястребиный носъ и щетинистые волосы, но у меня зоркіе глаза и прекрасная память, — лицо осталось у меня въ памяти точно сфотографированное, — я узнала его съ перваго взгляда… Помяните мое слово, баронъ, старая лисица пронюхала что-то, — очень ужъ часто онъ заглядываетъ черезъ заборъ.

Донна Мерседесъ прекрасно устроилась въ салон съ рзными деревянными стнами. У окна вдоль стны, примыкавшей къ монастырскому помстью, стоялъ великолпный рояль, привезенный изъ Америки, а въ ниш другого окна она помстила большой письменный столъ. Онъ былъ весь заставленъ изящнымъ письменнымъ приборомъ, кипами книгъ и различными шкатулками.