В духе времени

— Что ты говорил, Егор Егорович? Что не нужно играть в партизанскую молчанку, так? Ну что мне все из вас клещами вытягивать приходится?! — воскликнула я, швыряя пистолет на подушку. — Такое впечатление, будто не вас пришлось сегодня защищать от этих романтиков с большой дороги во главе с носатым Павлом!

Федор Николаевич потерянно сидел на кровати. Сейчас на нем, естественно, не было очков, и он уже не напоминал Жака Паганеля, а походил на потертую, осунувшуюся стареющую лошадь. Чернов посмотрел на него, плюнул и, порывшись в сумке директора тарасовского цирка уже при свете, вынул оттуда несессер и раскрыл его. Сверкнули ампулы.

— Вот что я искал, — глухо произнес он.

— Что это? — спросила я.

— Препараты для зверей.

— Для тигров, что ли?

— Да.

— А что за препараты?

— Они специфические, узкопрофильные, — уныло сказал директор с кровати, — названия все равно вам ничего не скажут. В общем, эти препараты действуют на желудок и кишечник тигров. Одно средство закрепляет, второе — прослабляет. Эффект, как говорил один мой знакомый — правда, покойник, — просто вулканический.

— А знакомый… покойник, — я голосом выделила последнее слово, — случайно, не Леня ли Павлов?

— Случайно — да.

— Нет, вы рассказывайте, рассказывайте, что я из вас опять клещами-то тяну! — возмутилась я.

— Хорошо! — Федор Николаевич хлопнул себя по колену узкой ладонью. — Идет. Я вам расскажу что знаю, но предупреждаю, что знаю я не так много, чтобы до конца все расставить по своим местам.

Я отозвалась уже более примирительным тоном:

— Да вы лучше говорите, а не новые ребусы загадывайте. Мне ребусов и без того хватает. Если Чернов пробирается сюда среди ночи, роется в сумке, а потом едва не сравнивает меня с поверхностью пола, то дело точно нечисто. Я вас внимательно слушаю.

— Евгения Максимовна, все дело в том, что я ни в чем не виноват. — Таким замечательным манером директор цирка Федор Николаевич Нуньес-Гарсиа, он же Лаптев, начал свою оправдательную речь. — Я с самого начала был против, но… кто меня спрашивает…

— Против чего?

— Когда я год назад вступил на должность директора нашего цирка, то был искренне горд, что мне удалось взойти на столь высокий и ответственный пост. У меня были какие-то мечты, иллюзии, черт побери! Как в том анекдоте, где мужик все потерял, жена ушла, дети послали на хрен, квартиру описали, машину разбил… Пришел он в лес вешаться, а навстречу ему Баба-яга. «Куда шагаешь, добрый молодец?» — «Повеситься хочу!» — «А что, все так плохо?» — «Да хуже некуда!» И рассказал ей, что к чему. Баба-яга тогда говорит: «Пособлю я твоему горю, верну жену, имущество, счастье в личной жизни, но за это займемся-ка мы с тобой любовью». Мужик согласился. После всего говорит: «А как там насчет пособить моему горю?» Баба-яга, довольно прихорашиваясь, спрашивает: «Мужик, сколько тебе лет-то?» — «Сорок пять». — «Эх ты, дурак, такой большой, а все в сказки веришь!» Вот и я такой же… — проговорил Федор Николаевич.

— Вы опять не в ту степь… Ну что уж вы, в самом деле!

— Да-да. Так вот, занял я должность, на которой до меня был Тлисов. Вы о нем знаете. Я тогда не входил в детали, почему его уволили, слышал только, что была какая-то нехорошая история с порчей циркового имущества, злоупотреблениями и все такое. Ну вот, Тлисова сняли, меня назначили. Так вот, в один прекрасный день приходит ко мне покойный Павлов, да не один, а с неким Кабаргиным, бывшим работником цирка, я его помню…

— Опа! — вырвалось у меня.

— И Кабаргин ласково так говорит: «Федор Николаевич, голубчик, есть о чем базар потереть». Речь у него уже такая выработалась — уголовная.

— Да Кабаргин всегда говорил, как зычара, — отозвался Чернов. — Еще когда в цирке работал. Я ж эту скотину хорошо помню.