– Если все успокоились, я продолжу. Важное дополнение, товарищи, – у него были манеры испанского гранда или школьного учителя словесности, какие до сих пор оставались в некоторых дорогих частных пансионатах. – Надо быть готовыми воевать без хайтека. Потому что на этом поле мы отстаем от них на пятьдесят лет. Техники говорят… крысы могут заглушить связь в любой момент. Полностью. Или, что еще хуже, – перехватить и изменить любую команду. И как только мы засечем такие попытки, мы тут же выключим командую среду. Оставим вам только то, что было в ХХ веке. Оптические прицелы и связь через аналоговую рацию… которая тоже может пропасть. Поэтому хорошо, что вы учились ориентироваться на местности, общаться в бою с помощью жестов и воевать по старым уставам с помощью допотопных автоматов. Вопросы есть?
Он смотрел на Рихтера и Хименеса, сидевших ближе всех к выходу. Взгляды двух других старших офицеров были устремлены на них же. Только сейчас Рихтер осознал, что Ортега с Натановичем – реликты совсем другой эпохи. А вот возраст третьего он определить не мог. Ухоженный, подтянутый субъект в пиджаке – ему могло быть и за пятьдесят, и меньше сорока. И даже столько же, сколько этим двоим, если он имел доступ к дорогостоящим процедурам. Как такого человека вообще занесло в революционное движение? Но старшим виднее.
Рихтер уже хотел открыть рот, но Сильвио Хименес его опередил:
– Им нужен минимум день на подготовку и чтобы сработаться. Иначе это как нырять в реку с крокодилами!
Максим был благодарен Сильвио, потому что в противном случае это пришлось бы сказать ему самому. Он бы не постеснялся, но чувствовал, что задавать старшим офицерам такие вопросы – слегка не по рангу. В Корпусе это должен был сделать его непосредственный командир.
– Хорошо, – сказал товарищ N, который явно был здесь главным. – У вас будет весь завтрашний день, вечер и ночь, но не больше. Атака состоится на рассвете. Приказ я вам только что скинул. Полное полетное и боевое задание, а также схемы вам загрузят на месте. При угрозе попадания в плен – удалите их, а потом уничтожьте чип.
Он замолчал. Ортега и Давид Натанович покивали седыми головами.
– Всё. Можешь идти, военспец. А ты, Сильвио, останься. Завтра будет решительный день. Да поможет нам Бог, товарищи! – последнее слово старый командир интербригады сказал по-русски.
– И вот еще что. Это касается вас обоих. О том, что вы услышали в этой комнате, никто, кроме вашей новой сводной группы «Ягуар», не должен знать.
– Подозреваете, что есть «крот»? – приподнял бровь над искусственным глазом Хименес.
– Может быть. Или целый выводок.
Рихтер вспомнил: говорили, что недавно в лагерь приезжал команданте Фульхенсио Диас Росос – кадровый полицейский и офицер спецназа в отставке, борец с наркомафией. После революции он сразу объявил о том, что сердцем и душой с народом. Но верили ему слабо. Он был не беден, и лет пять назад обвинялся в коррупции и злоупотреблении служебным положением, но был оправдан. Правда, ушел на пенсию на несколько лет раньше положенного. Злые языки говорили, что он в обиде на Мировой совет и правительство Мексики за то, что те лишили его льгот, компенсационных выплат и чуть было не отправили в тюрьму. Еще он явно рисовался. Носил френч и камуфляжную кепку, курил сигары и явно косил под Фиделя Кастро.
«Зазнался, – шептались о нем. – Думает, что он Бенито Хуарес, Симон Боливар и Уго Чавес в одном лице». Но его ценили, ведь довольно мало кадровых полицейских переметнулись на сторону противника. В основном просто разбежались по домам после того, как правительство исчезло, а гарнизон столицы, как ранее и второй из неподконтрольных зон – Тихуаны, капитулировал… Точнее, даже не капитулировал, а просто негласно был распущен и растворился… вместе с деньгами со счетов, сложной техникой и даже офисной мебелью.
Всё это еще предстояло расследовать рыцарям холодной головы и горячего сердца, хоть они и открещивались от всех ассоциаций с ЧК Дзержинского, а официально их работники назвались просто «inspector de Seguridad» – инспекторами безопасности. Тяжело, наверное, проверять каждого, и Рихтер не хотел бы оказаться на их месте. Бывали и перегибы. Вряд ли chequistas спали спокойно, и неясно, что их чаще будило, – подъем по тревоге или ночные кошмары.
Но Максим таким людям, как Росос, не доверял. Хотя не только этот Фульхенсио вызывал у него подозрения.
– Уточняю, – произнес товарищ N, глядя прямо на Максима. – В приказе сказано, в какой последовательности информировать бойцов новой группы. Только так и ничего не сообщать раньше! Всё под твою ответственность. За разглашение… ты знаешь, военспец, что полагается. И за ошибки, ведущие к провалу.
Рихтер кивнул, хоть его и резануло, что ему, по сути, угрожают. И после краткой паузы произнес:
– Так точно.
– Ну вот и хорошо, что мы друг друга поняли. Кстати… вроде был композитор, твой полный тезка?
– Да… так точно, композитор!
– Понятно, – человек в пиджаке усмехнулся. – Свободен, старшина.