В двух шагах от войны

Ребята почти все столпились у правого борта, некоторые висели на вантах, и капитан Замятин поглядывал озабоченно — «Зубатка» накренилась на правую сторону. Когда кончились домишки Соломбалы, он все-таки не выдержал и скомандовал:

— Всем отойти от бортов!

Мальчишки нехотя разошлись кто куда, но многие так и остались у бортов, только некоторые перешли с правого на левый.

У самого Маймаксанского русла нам повстречался небольшой сторожевой корабль под английским флагом.

— «Дианелла», — прочел я вслух.

Корабль был целым, но мне показалось, что вид у него был усталый, словно возвращался он с тяжелой и опасной работы. «Зубатка» погудела, приветствуя «Дианеллу», и та ответила резкими короткими гудками. На ее невысокой фок-мачте[13] взвились сигнальные флажки.

— Счастливого плавания желают, — сказал Арся.

«Зубатка» дала еще один протяжный гудок — поблагодарила — и суда разошлись.

— Чего это она одна чапает? — спросил Саня Пустошный. — Вроде они с конвоями ходят.

— Может, отбилась, — предположил Витька.

Мы стояли с Арсей на корме, опершись на планшир, и смотрели на пенистый кильватерный след за «Зубаткой» и натянувшийся трос ваера, на шедшие за нами два небольших суденышка, и думали каждый о своем и, наверное, об одном и том же.

«Зубатка» уже петляла по неширокому Маймаксанскому руслу. Когда позади остались причалы и строения Экономии, Арся задумчиво сказал:

— Ну все, прощай пока, Архангельск-город…

9

Вскоре «Зубатка», «Азимут» и «Авангард» опять стали на якорь на ходовом фарватере с береговой стороны плоского лесистого острова Мудьюг в полутора милях от Черной башни — входного и выходного створа[14].

Здесь, в проливе между островом и материковым берегом, оказалось много разных судов. Стояли на якорях четыре больших транспорта, два траулера, пара морских буксиров с баржами. Были и военные суда: четыре крупных сторожевика, два хорошо вооруженных тральщика и даже подводная лодка.

— Здесь формируется конвой. Дальше… дальше мы пойдем с ним, объяснил ребятам капитан Замятин.

На мудьюгском рейде стояли двое с лишним суток. Пока доформировывался конвой, жизнь экспедиции шла своим чередом. Обычно корабельные дела не отнимали много времени — подумаешь, помыть палубы, подраить медяшки, помочь на камбузе, ну и еще кой-какая мелочь — разве это работа для сотни с лишним мальчишек. Еще слушали политбеседы.

На одну такую беседу Людмила Сергеевна привела Громова. Старый капитан, посматривая в сторону темневшего с левого борта острова, рассказал, каким он был страшным местом в 1918–1919 годах, когда здесь, на Севере, хозяйничали интервенты и белогвардейцы.

…А 8 июля с мостика одного из военных кораблей просемафорили:

ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ!

ПЕРЕДАЮ СООБЩЕНИЕ СОВИНФОРМБЮРО.

ОДНОЙ ИЗ НАШИХ ПОДВОДНЫХ ЛОДОК В БАРЕНЦЕВОМ МОРЕ БЫЛ ОБНАРУЖЕН И ТОРПЕДИРОВАН НЕМЕЦКИЙ ЛИНКОР «ТИРПИЦ».

Звонкое многоголосое «ура» раздалось на «Зубатке», когда капитан Замятин сообщил об этом ребятам. Однако Громову Павел Петрович сказал обеспокоенно:

— Видишь, уже сам «Тирпиц» в Баренцевом шлялся.

— Дошлялся! — удовлетворенно сказал Громов.

— Так-то оно так, — согласился Замятин, — однако они сейчас совсем озвереют, а у них здесь кое-что и кроме «Тирпица» имеется. К примеру, «Шеер».

— Авось проскочим, Петрович, а? — сказал Громов.

— Не люблю я этого «авось», — нахмурившись, ответил Замятин.

— Я тож его не жалую, да что поделаешь — обстановка такая.

— И обстановку можно перехитрить. Пойдем-ка на карту поглядим.

— А чего мне карта, — сказал Громов, — я эти места как свои пять пальцев знаю — столько здесь хожено.

— Пойдем, пойдем, по карте — оно все же вернее. Тут просчета не должно быть.

В штурманской рубке они склонились над картой. Присоединился к ним и штурман Антуфьев, опытный, знающий, хоть и молодой еще моряк.

— Эх, пусть бы захмарило чуток, — сказал Замятин, — а то солнце как оглашенное светит. А самолетам это и надобно.

— Вот дожили, — засмеялся штурман, — раньше моряк всегда солнышку был рад, а теперь, гляди-ко, непогоды у неба просит.

— Запросишь, — буркнул Замятин. — Я так думаю: с конвоем пойдем в том порядке, какой укажут, а когда самим придется, — прижмемся к берегу. На его фоне незаметней будем. Тут ты, Афанасий Григорьевич, и подмогнешь нам. Вроде лоцмана.

— Тут берега что ни день меняются, — проворчал Громов, — однако, полагаю, пройдем.

— До Канина Носа под берегом можно, — сказал Антуфьев, — а вот дале как?

— А дальше — смотря по обстановке. Если захмарит все же, тогда напрямки до Новой Земли, до Костина Шара. Этим проливом с оста обогнем остров Междушарский и пойдем под берегом Гусиной Земли. В залив Моллера, а тут уж и Малые Кармакулы.

— А если не захмарит? — спросил штурман.

— Тогда до Колгуева острова идти надо, — сказал Громов, — там глубины небольшие, так хоть подлодок бояться не будем. А наши коробки проползут.

— Там с востока сплошные мели да кошки[15], — засомневался штурман.