В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее

– Ты даже не понимаешь, о чем я говорю, ты, маленький высокомерный придурок. Ты единственный, кто может отличать инфицированных от неинфицированных. И если бы ты сбежал, какой выбор оставил бы нам, когда из-за ограды появился бы следующий грузовик, набитый народом? Какой выбор у нас остался бы – конкретно у меня? Никакой, только сжечь всех и каждого. Братан, ты пополз в эту дыру и обрек на смерть всех мужчин и женщин, которых бы затолкали через эти ворота. И ты бы обрек меня на убийство, ради того, чтобы защитить три сотни болтающихся членов, которые пытаются остаться в живых. На всю оставшуюся жизнь я запомнил последнее выражение на каждом лице, в которое стрелял, и каждую ночь я чувствую запах их кожи, сука, и горящих волос. И я держу пари, что ты не потратил даже трех секунд, чтобы подумать об этом.

– Я не знаю. Я… Эми…

– Если бы ты прошел через туннель и федералы обрушили бы смерть на больницу, ты бы почувствовал облегчение. Ты никогда не думал о нас. Ты думал только о том, чтобы спасти свой зад. И это говорит мне, что ты собираешься саботировать эту операцию при первой же возможности, которую получишь, по любой эгоистической причине, которая прыгнет в твою жирную высокомерную голову. А это означает, что мы больше не можем доверять твоему суду, ты больше не можешь быть нашим «Человеком-пауком». А это означает, что пока ты жив и бродишь вокруг, триста – простите, двести семьдесят – человек, мужчин и женщин этого карантина, находятся в опасности. Есть кто-нибудь здесь, включая тебя, Вонг, кто может привести убедительный довод против?

Никто ничего не сказал. Даже я. Выл ветер. Языки огня метались и потрескивали. Я посмотрел в костер, и сгоревшие глаза двух дюжин закопченных черепов уставились на меня.

– Нет, – сказал я.

Зачистка

Эми сползла с сиденья и поползла в заднюю часть фургона, хрустя коленями и руками по крошкам небьющегося стекла. Она отбросила в сторону упавший ноутбук, колено раздавило коробку с печеньем «Поп-тартс». В конце концов она добралась до задней стенки фургона.

Она повернулась и прижалась к ней спиной. И подтянула к груди колени, став настолько маленькой, насколько возможно. Холодный ветер дул в разбитое ветровое стекло, и она чувствовала, как слезы и пот замерзают на лице.

Она свернулась калачиком, в холоде и темноте, глядя на безжизненный и изуродованный труп Фредо, водителя фургона. Его правая нога дергалась. Она не могла отвести от нее глаза.

Дверца рядом с сиденьем водителя внезапно распахнулась. Эми вскрикнула. Труп Фредо выдернули в ночь. Она опять вскрикнула. Сжав потуже колени, она скрутила пальцами волосы, крепче закрыла глаза и попыталась сделать так, чтобы все это исчезло.

Снаружи слышались звуки, словно кто-то, причмокивая, рвал добычу; колокольчик фургона играл мелодию открытой двери.

* * *

Бом…

* * *

Бом…

* * *

Бом…

* * *

Ей нужно выйти, бежать, прятаться. Или забраться за руль и нажать на газ. Вместо этого она свернулась еще туже и сжала веки.

Нечеловеческая лапа расколола стекло прямо перед ней. Тепло прошло по ее бедрам и она обмочилась в первый раз с того времени, когда ей исполнилось пять лет.

Шаги приближались, под ногами трещали разбитые осколки стекла, пока она не почувствовала на щеке теплое дыхание.

* * *

Бом…

* * *

Бом…

* * *

Бом…

Книга третья

Размещено на FreeRepublic.com пользователем ДэрилЛомбард, 11 ноября в 13:31

Они смеялись. Они смеялись, когда я запасал консервы, они смеялись, когда я запасал патроны, они смеялись, когда я сказал, что грядет буря. Точно так же, как они смеялись над Ноем. И, как с Ноем, они придут и будут царапаться в мою дверь, когда начнется потоп. Извините. Вот почему я строил ковчег, пока вы жрали наркотики и смотрели реалити-шоу.

Я ценю все молитвы и выражения обеспокоенности, которые получил от вас за последнюю неделю (для тех, кто не знает, я живу не больше чем в трех милях он Точки Начала Эпидемии в Неназываемом). Но мы в безопасности, потому что подготовились. Мы запасли еду минимум на год. У нас вода из собственного колодца. Бензина хватит на три года. У нас есть ружья, и все члены нашей семьи умеют ими пользоваться.

В день начала эпидемии один из моих сыновей («музыкант») притащил своего друга с подружкой. Вы сами можете представить его даже без описания – длинные волосы, весь покрыт татуировками, на руках отметины, показывающие ранние признаки ВИЧ-инфекции. На бампере машины – атеистическая наклейка.

Он хотел жить с нами, есть нашу пищу, пить нашу воду и спать под нашей защитой, пока снаружи свирепствуют чума и порок. Я отвел его в сторону, держа за костлявую руку, спросил:

– Что ты можешь делать?

Он посмотрел на меня, разинув рот, и сказал:

– Что ты имеешь в виду, чувак?