В горах долго светает

Надо увидеть взорванный во время сеанса детский кинотеатр, сгоревший автобус с пассажирами, изрубленного на куски человека, не угодившего душманам, безрукого и безглазого ребенка, подобравшего на дороге красивую «игрушку», начиненную взрывчаткой, чтобы понять людей, не прощающих бандитов даже после их смерти. «Аллах справедлив». Кто знает! А вот то, что аллах не всесилен — очевидно. С первых дней Апрельской революции не затихает война против ДРА. Это война феодалов, богатеев и наемных убийц, оплаченная иностранными деньгами, против крестьян, рабочих, трудящейся интеллигенции, война паразитов против тех, кто честно зарабатывает свой хлеб. Не надо обладать провидением всевышнего, чтобы в такой войне определить сторону справедливости. Да только не может аллах заковать в лед, испепелить небесными громами главарей контрреволюции, сидящих за кордонами страны и организующих налеты на республику. Видно, не властен он и над теми, кто вкладывает в кровавые руки контрреволюции оружие и грязные деньги. Да что там акулы! Не простирается его власть даже над мелкими хищниками вроде некоего Карима — палача окрестных селений, вожака откровенно бандитской шайки. Мне довелось увидеть фотографию, где этот басмач запечатлен среди двух десятков приспешников. Всматриваясь в мелкие черты его крысиного лица, я пытался и не мог понять, каким образом этот низкорослый хищник утвердил свою безоговорочную власть в стае. Позже один из крестьян, ушедший из банды, пояснил:

— Он — шайтан. Он не знает жалости ни к кому, убивает по первому подозрению, из мести режет детей.

Перебежчики свидетельствовали, что Карим собирает вокруг себя главным образом уголовников, есть у него бывшие учащиеся и студенты из привилегированных прежде семей, а также всякое отребье, желающее «заработать». Видно, хорошо зная повадки своих подручных, Карим беспощадно расправляется не только с противниками и колеблющимися, но и с возможными соперниками из числа приближенных. Лицо этих «воинов ислама» как-то поразительно ясно проглянуло в одном эпизоде.

Наши разведчики обнаружили глухое ущелье, куда бандиты Карима угоняли захваченные на дороге машины. Они их не сжигали, не разрушали, но «раздевали» до остова, спуская жуликоватым дуканщикам узлы и детали до последнего винтика, имеющего хоть какую-нибудь ценность. В стране, где автомобиль стал важнейшим средством передвижения, а машиностроительной промышленности нет, запчасти в большой цене. Голые остовы похищенных автомобилей, на которых в горные селения доставлялись хлеб, топливо, одежда, книги, красноречивее слов показали, какая «идея» руководит душманским воинством.

Нет, не всесилен аллах, если даже он справедлив. До того банда Карима не раз попадала в тиски воинских подразделений и царандоя, бывала изрядно повыбита, но главарю всякий раз удавалось выскользнуть, жертвуя подручными, и снова он разбойничал в горах, утоляя свою алчность и злобу.

Зрелость нынешних афганских революционеров как раз в том, что они с самого начала не уповали на всевышнего, именем которого, кстати сказать, чаще всего и прикрывают свои злодеяния душманы, но взяли дело защиты Апреля в свои руки, приняли на себя великое и суровое право волей народа пресекать преступления контрреволюции.

...Стучи автоматом, морзянка, стучи — Мне слышится голос тревожный в ночи Сарбаза из Джелалабада:

«Засада! Засада! Засада!»

Мы все невольно замолкаем, прислушиваясь. В черно-фиолетовой тьме, озаренной лишь южными звёздами, вспышками метеоров да малиновыми ручейками трасс вновь ожившей где-то далеко-далеко перестрелки, слова песни, бесхитростные как откровение, завораживали: песня была о каждом и обо всех, кто защищал в эти трудные дни революцию и свободу Афганистана. Стараюсь уловить и запомнить каждое слово. Мне уже известно, как переменчива здесь жизнь наших солдат и офицеров, неустойчива и зыбка окружающая действительность. Вот и перестрелка вдалеке усилилась, словно что-то назревало в воздухе, накаленном дневным зноем и этими пулеметными трассами.

— Кажется, у наших друзей горячо, — отозвался моим мыслям Лалаев. — Неужто банда напоролась на их посты?

Песня еще не смолкла, когда там же, у палаток, отчетливый, властный голос словно перерубил зыбкое и медленное вечернее время:

— Рота, тревога!..

И с этого мгновения оно начало другой отсчет.

Через минуту, невидимые во тьме, на дороге ворчали боевые машины пехоты, к ним, глухо топоча, сбегались вооруженные люди, и, как бы подтверждая серьезность момента, долетел с гор дробный раскат артиллерийского залпа: то ли прошла по склонам каменная лавина, то ли прогрохотал реактивный «град».