В горах долго светает

Нас приглашают в школу, которая носит имя первого партийного секретаря кишлака Мирзы Мухаммада Дехкана. Класс — голые стены, коврик на глиняном полу, оструганная деревянная доска. Ни стола, ни стула, ни парт. Школе приходится считать каждую тетрадку и каждый карандаш. Здесь, в соседнем помещении, таком же пустом, с саманными стенами и саманным полом, живут два учителя, приехавшие из Кабула, — Наби Улла и Дад Мухаммад. Рядом две солдатские койки, покрытые солдатскими одеялами, — подарок советских воинов, в уголке на полу — очаг из двух камней и чайник на нем. Вот и вся обстановка учительской. Эта школа для Афганистана типична. Те благоустроенные городские школы, что мы иногда видим в телевизионных передачах, — пока еще редкость.

— На скудость быта не жалуемся, — заговорил товарищ Наби Улла. — Сейчас многие, кто работает для революции, живут по-солдатски. Учителя — тоже. А лишения наши окупаются прилежностью учеников. В глазах афганских детей мы видим настоящую жажду знаний, это придает нам сил.

Учителей душманы преследуют, а при случае и беспощадно расправляются с ними. Контрреволюция понимает: грамотного человека труднее кабалить и обманывать, его нелегко превратить и в слепое орудие насилия над другими людьми.

— У меня семеро детей, — продолжал Наби Улла, — у моего товарища — пятеро. Дети наши должны вступать в жизнь с ясным разумом, с глазами, способными видеть весь нынешний мир, тогда мы будем спокойны за их судьбу. Поэтому и стали учителями, поэтому, окончив лицей, приехали в село учить грамоте ребят.

— Я ведь тоже профессию геолога выбрал не случайно, — вступил в разговор товарищ Мусазай. — В здешнем краю таятся богатства несметные. По нашим горам можно изучать таблицу Менделеева. Да нелегко эти богатства найти и взять. Нам нужны хорошие геологи и горные инженеры. Мы уже сейчас их готовим. Спасибо вашей стране, спасибо Московскому университету — это я говорю и от себя, и от всех афганцев, кто учился в Советском Союзе. Знания и опыт мы получили отличные, можем теперь готовить хороших специалистов не только за рубежом, но и у себя дома. Афганистан обязательно станет страной современной науки и культуры, для того и совершалась революция.

Слушая новых людей молодой республики, невольно задумываешься о том, почему Афганистан, как и другие страны мусульманского Востока, оказался так далеко выброшенным назад из двадцатого века. Оберегая свои феодальные привилегии, бывшие хозяева в союзе с исламскими обскурантами всеми силами противились духовному раскрепощению народа, жестоко преследовали просвещение, культуру, не терпели никаких новшеств, никаких перемен в жизни.

В разговоре с учителями кто-то заметил, что и в том, как действовал крупный душман Ахмад Шах, обирая население и разворовывая то из национальных богатств, что лежит поближе, и в том, как орудует мелкий бандит Карим, хватая все, что имеет рыночный спрос, виден один воровской почерк. Товарищ Мусазай усмехнулся и привел пуштунскую поговорку: «Белая собака, черная собака — все равно собака».

Трудно, сегодня душманам прятать истинное свое лицо под маской «защитников веры».

Все время, пока мы ходили по кишлаку, разговаривали с крестьянами и учителями, за нами ненавязчиво, стараясь быть неприметными, следовали трое-четверо молодых афганцев, вооруженных автоматами. Было спокойно окрест, и все же бдительная опека трогала. А впрочем, крестьяне, конечно не без причины, даже на полевых работах не расстаются с оружием. Враг коварен и безжалостен.

Нас приглашают к столу. Под палящим солнцем мечтаешь только о глотке холодной воды, но нельзя обидеть гостеприимных хозяев. Стол беден и прост — свежий виноград, пресные лепешки, молоко, заквашенное по местному рецепту, — но угощают от чистого сердца, и это всего дороже. К тому же местный виноград удивительно сладок, и афганская «простокваша», напоминающая нашу деревенскую ряженку, отменно вкусна, и горячие лепешки, испеченные на прокаленных стенках глиняной печи, отличаются особенным ароматом. Прежде чем мы отведали угощение, к столу приблизились наши безмолвные стражи, и каждый попробовал еду из мисок и с тарелок. Вначале мне подумалось — это необходимая дань нынешнему суровому времени, когда затаившийся враг может сидеть рядом, натянув маску друга, но потом мне сказали: таков здесь обычай с незапамятных времен. И приоткрылась еще одна сторона жизни людей, извечно разделенных феодальными кланами, подозрительностью и племенной враждой. Представьте себе эту жизнь, установившую обычай, когда хозяин, сажая за стол гостя, обязан на виду у всех сам отведать своего угощения, показывая, что в него не подсыпана отрава. Может ли вообразить себе подобное наш узбек, татарин, грузин, якут, латыш или русский, принимающий у себя дома гостя? Может ли он вообразить такое, сам находясь в гостях даже в другом конце огромной страны?

Горечью отдавал душистый афганский хлеб, но открывалось по-новому и величие происходящего в стране перелома, величие борьбы за слияние племен в единый народ, за то, чтобы люди на этой земле стали друг другу братьями.