В горах Памира и Тянь-Шаня

На работу на Памире тогда никаких надежд не было. У Памирской биостанции штат был маленький — всего четыре человека, ирригационное управление Таджикистана в геоботанике в тот год не нуждалось. Но спрос на экспедиционных работников был велик, и вербовщики в предвесеннее время искали людей для работы во многих отдаленных районах Союза. В ту зиму, например, меня усиленно сманивали в тундру, но я как-то боялся ее пустоты и холода. Предлагали ехать в пустыню, в Каракумы, но и это было для меня малозаманчиво: я в пустыне работал немного в 1931 году, но не «заразился» ею. Наконец, мне предложили работу в Переселенческом управлении, и я пошел туда и стал старшим геоботаником Дальневосточной экспедиции.

Дальневосточная экспедиция должна была найти земли под совхозы и колхозы вдоль строящихся железных дорог, вокруг новых городов и промышленных поселков, заводов и рудников. Мы должны были выявить земли, пригодные для сельского хозяйства, под пашни и сенокосы, леса со строевой древесиной, луга, пригодные для выпаса.

В экспедиции были гидрогеологи — воду искать, топографы, геодезисты — карты делать, геоботаники и почвоведы — оценивать земли, агрономы — составлять севообороты, строители-проектировщики — составлять планы поселков и многие другие специалисты.

В конце апреля я оказался в поезде, который шел на Восток. В наше самолетное время даже трудно себе представить это прекрасное железнодорожное путешествие, длившееся восемь суток. Нынче и поезда комфортабельнее, и идут они быстрее, но все норовят лететь самолетом. Но и тогда поезда шли уже быстро, и стремительный бег телеграфных столбов, чередование полей и таежных лесов до Урала, бесконечная тайга, и заводы, и города Сибири поражали воображение. Бесконечность просторов нашей Родины вызывала какое-то изумление и восхищение. Поезд шел и шел, днем и ночью, а кругом бежали равнины или горы, леса — березняки или лиственничники, колхозы или заводы, и все это была наша земля.

На девятый день пути от Москвы мы высадились на станции, от которой начинался наш маршрут. Невысокими плоскими сопками подходил к станции горный хребет. И вправо, и влево, и вперед, и назад — везде были сопки, покрытые тайгой, долины, тоже покрытые тайгой, а дальше опять сопки. И так на несколько тысяч километров на север, к Ледовитому океану, — тайга и тайга. И на восток, к Тихому океану, — тайга и сопки, и на запад, до Урала, — тайга и тайга. Здесь строились железные дороги, поселки, заводы. Здесь мы и должны были искать земельные массивы.

На первых же рекогносцировочных маршрутах я увидел, что в том районе, где нам предстояло работать, насколько хватал глаз, шла лиственничная тайга. Она была черно-бурая сейчас, в конце зимы, когда на лиственницах еще нет зеленых иголочек и земля под ними бурая от полегших прошлогодних трав. И везде была даурская лиственница: она росла на склонах невысокого горного хребта, который пересекали наши маршруты, она покрывала болота и долины рек. Сейчас весна только-только начиналась, и в тени деревьев и в распадках лежал снег, он был рыхлый и серый, но его еще было много.

Поселок, где была наша основная база, не был благоустроен, дома и кварталы были как попало разбросаны в долине реки. Поселок представлял собой отдельные дома, рассыпанные среди лиственничных лесов. Улицы как-то еще не сформировались, и поселок производил хаотическое впечатление кубиков, разбросанных ребенком во время игры. Казалось, что жители этого поселка как-то не были твердо оседлыми, дома у них были, но дворов, огородов, палисадников не было. Все было еще сделано на скорую руку, как придется. И в домах как-то неуютно — не то вчера приехали, не то завтра собираются уезжать.

Поселок жил в основном лесозаготовками и золотом. Прииски были не здесь, а где-то дальше на севере, а здесь уже была так называемая жилуха, то есть настоящий поселок, кое-какие магазины, промыслы и кое-какое оседлое население. На улицах были обычны золотоискатели в своих особых, специфических костюмах: в брюках, вернее шароварах, необычайной ширины, ярких косоворотках под черными пиджаками-куртками, в высоких сапогах с голенищами, спущенными на самые каблуки. На головах черные фуражки. Хозяева, у которых я поселился, хотя и работали по торговой части, но разговаривали почти исключительно на «золотые» темы, в основном о случаях неслыханного «фарта» (удачи), о новых находках, о приисках. Большой популярностью пользовались рассказы вроде такого.