В горе и радости

Я знала Бена всего лишь шесть месяцев. Я даже не отпраздновала с ним день рождения. Я была с ним всего лишь с января по июнь. Можно ли по-настоящему любить человека, если ты не прожила с ним август или осень? Вот этого-то я и боялась. Я боялась, что раз я не знала Бена долго, я не знала его хорошо. Я думала, мне требовался кто-то, кто сказал бы мне об этом до того, как я смогла по-настоящему это обдумать. И, подумав об этом, всю неделю избегая Ану, я решила, что эта теория — ложь. Не имеет значения, как долго я знала Бена. Я любила его. Я все еще любила его.

Потом я подумала, что, возможно, пришло время убрать его вещи, так как если я его любила, если наша любовь была реальной и имела огромное значение для меня, то какой вред от того, что я уберу некоторые его вещи в коробки? Верно? Со мной ничего не случится, так?

Я не позвала Ану помочь мне. Я не была уверена, что смогу смотреть ей в глаза. Вместо этого я позвонила Сьюзен. Она ответила и сразу поинтересовалась свидетельством о браке. Мне пришлось признаться, что я так и не позвонила в округ. Я сказала ей, что мне не хватило времени, но это было ложью. Время у меня было. Я просто знала: если они мне скажут, что у них нет записи о нашем браке, то я не смогу отправить вещи Бена на хранение. Я знала, что это заставит меня еще крепче вцепиться в его старую одежду и зубную щетку. Мне нужно было верить, что власти знают о нашем бракосочетании. Иначе мне придется доказывать это себе самой самым жалким образом. Я пыталась двигаться вперед. Я пыталась оставить все незначительное и жалкое в прошлом.

МАЙ

Бен вспотел. Был жаркий весенний день. Я открыла в квартире все окна. Дверь была распахнута последние несколько часов, пока мы таскали вещи по лестнице. Включать кондиционер не имело смысла. Весь холодный воздух вышел бы через входную дверь. Когда Бен направился вниз по лестнице за очередными коробками, я бросила ему бутылку воды.

— Спасибо, — поблагодарил он, выходя на тротуар.

— Мы почти закончили! — объявила я.

— Ага, но потом мне придется все распаковывать!

— Ну конечно, только мы можем делать это медленно, понимаешь? За несколько дней, если ты хочешь.

Бен подошел к грузовику для перевозки мебели и начал подталкивать коробки к открытым дверцам. Я попробовала поднять некоторые из них, чтобы понять, какая из них самая легкая, и взяла одну. Я знала, что правильный способ встретить испытание — это лобовая атака. И в этом ключе мне следовало бы взять сначала тяжелые коробки, но руки у меня начали дрожать, ноги подгибались. Мы целый день разгружали и распаковывали после целой ночи упаковывания и погрузки. Я начала уставать, но меня это не смущало.

С самой легкой коробкой в руках, которая все же была довольно тяжелой, я направилась вверх по лестнице. Когда я подошла к двери, Бен окликнул меня.

— Что ты сделала? — спросил он. — Взяла самую легкую коробку, которую смогла найти?

— Она не настолько легкая, знаешь ли! В следующий раз тебе следует лучше паковать!

— Надеюсь, следующего раза не будет! — крикнул Бен в ответ. Я уже была в квартире, ставила самую легкую из тяжелых коробок на пол. Я попыталась согнуть колени, но в конце концов просто плюхнула ее поверх других.

— Я имела в виду наш общий переезд в другое место. — Я ждала Бена у двери, держа для него открытой сетчатую дверь. Он поднялся вверх по ступеням, прошел мимо меня и поставил коробку. Мы вместе вышли из квартиры. Мы оба запыхались, хотя я больше, чем он.

— Ты еще не все выяснила об опасностях переездов? — спросил он, сбегая по ступеням.

— Да, ты прав, — сказала я. — Нам следует остаться здесь навсегда. Я не хочу больше ничего перетаскивать.

Когда мы занесли в квартиру последнюю коробку, солнце уже садилось. Это было начало чего-то нового. Мы оба чувствовали это. Мы вдвоем против всего мира.

— Как думаешь, ты справишься с моими грязными тарелками? — спросил Бен, обнимая меня и целуя в голову.

— Думаю, да, — ответила я. — А как ты думаешь, ты переживешь то, что у меня в доме всегда должно быть девяносто градусов?[17]

— Нет, — сказал он. — Но я научусь.

Я поцеловала его в шею, потому что только до нее могла дотянуться. У меня так болели мышцы икр, что я не могла встать на цыпочки. Бен застонал. Я почувствовала свою способность пробудить такую реакцию даже непреднамеренно. Я почувствовала себя одной из тех женщин, которые придают сексуальность даже самым простым вещам. Я почувствовала себя Клеопатрой в своей собственной квартире.

Я потерлась носом о шею Бена.

— Прекрати, — притворно попросил он, как будто я делала что-то пошлое. — Я должен вернуть грузовик к семи.

— Я ничего не замышляла!

— Нет, замышляла! А я слишком устал!

— Честное слово, я ничего не замышляла. Я тоже устала.

— О’кей! Отлично! — Он схватил меня за руку и потащил в спальню. В нашу спальню. Теперь она была заполнена его вещами, лежавшими на полу и громоздившимися у стен.

— Нет, правда, я так устала.

Настроение Бена сразу изменилось.