В горе и радости

— Все в порядке, — ответила я, и эти слова были сказаны от чистого сердца. Все было в порядке. Мне тоже следовало бы извиниться, но мне просто не хотелось ни с кем говорить.

— Что ж, ладно, мне пора идти. — Ана взяла свои вещи и направилась к двери. — Я люблю тебя.

— Я тоже, — отозвалась я, надеясь, что это сойдет за «я тебя тоже люблю», но мне не хотелось этого говорить. Я не хотела ничего чувствовать. В окно я видела, как отъехала ее машина, и подумала, что она, вероятно, собирается встретиться где-нибудь с Кевином. И она расскажет ему об этом маленьком эпизоде, и он возьмет ее за руку и скажет: «Бедная детка, трудно тебе пришлось», как будто весь мир ополчился против нее, как будто она этого не заслужила. Я ненавидела их обоих за то, что они могли вздыхать, делать серьезные лица, говоря о том, как мне тяжело, а потом отправиться в кино и смеяться над пошлыми шутками.

На другое утро я дошла до «Гудвилла» и забрала свою машину. Мои ключи так и лежали на переднем сиденье, где я их оставила, и никто ничего не украл. Честно говоря, меня это разозлило. Меня злило то, что весь мир как будто сговорился помогать мне именно теперь.

В понедельник на работе я сердито смотрела на незнакомцев. Когда они просили меня помочь им, я делала это нахмурившись и, закончив, ругала их сквозь зубы.

Когда ко мне подошел мистер Каллахан, у меня почти не осталось сил.

— Привет, моя дорогая, — поздоровался он и потянулся, чтобы дотронуться до меня. Я инстинктивно отпрянула. Старик внимательно посмотрел на меня. — Плохой день? — спросил он.

— Можно сказать и так. — Я схватилась за ручку тележки с книгами, которые нужно было вернуть на полки. С технической точки зрения это не моя работа, но мне это показалось хорошим способом изящно закончить разговор. Мистер Каллахан намек не понял. Он пошел со мной.

— Однажды у меня был плохой день, — с улыбкой признался он. Классический способ развеселить кого-то, но в случае со мной старик зря старался. Я не хотела, чтобы меня развеселили. Честно говоря, я, кажется, уже не помнила, как улыбаться естественно. Как это делается: ты поднимаешь уголки рта вверх?

— Плохая шутка, — сказал мистер Каллахан, взмахом руки пытаясь отмахнуться от шутки и прощая меня за то, что я над ней не смеялась. — Я могу что-то для тебя сделать?

— О… — Я сосредоточилась на полках надо мной. Я даже не помнила, что искала. Мне нужно было снова посмотреть на книгу в руке. Мой мозг не фиксировал детали. Шифр книги вылетел у меня из головы еще до того, как мой взгляд вернулся обратно на полку. — Нет, спасибо, — ответила я.

— Знаешь, у меня два уха! — сказал старик.

Мое лицо скривилось от нетерпеливого непонимания.

— Простите?

— Для того чтобы слушать, я хочу сказать. Я умею слушать.

— О…

— В любом случае, — продолжал мистер Каллахан, — ты предпочитаешь остаться одна. Я понял. Просто помни о моем предложении. Я всегда здесь, чтобы тебя выслушать. — Он с минуту смотрел на меня, возможно, пытаясь прорваться сквозь мой пустой взгляд. — И я не всем это предлагаю. — Он улыбнулся, мягко похлопал меня по руке и оставил меня наедине с тележкой.

Мне бы хотелось, чтобы мне хватило сил сказать ему, что он хороший человек. Мне хотелось, чтобы мне хватило сил сказать «спасибо». Но у меня их не было. Я не могла ему улыбаться. Я даже не сказала ему «до свидания». Я позволила мистеру Каллахану уйти и повернулась к полкам, как будто он вообще ко мне не подходил. Я в очередной раз забыла шифр книги, которую держала в руке, но вместо того чтобы снова проверить, я просто бросила книгу в тележку и ушла.

Выйдя на улицу, я вдохнула. Я приказала себе собраться. Я сказала себе, что никто не виноват в той ситуации, в которой я оказалась. Я ходила взад и вперед мимо стойки для велосипедов, когда заметила молодую пару с маленьким ребенком. Мужчина нес малыша на груди, женщина тащила упаковку подгузников. Она ворковала что-то ребенку, и мужчина смотрел на них сверху. Женщина поцеловала его в губы и рассмеялась, неловко двигаясь вокруг малыша. Они играли с ручками и ножками ребенка.

Почему я, а не они? Почему не мог умереть этот парень? Почему это не мы с Беном смотрели на печальную женщину, которая ходит по улице, находясь на грани нервного срыва? Почему именно они должны быть счастливы? Почему все в этом мире должны быть счастливы у меня на глазах?

Я вернулась в библиотеку и предупредила Нэнси, что буду в отделе американских индейцев. Я сказала ей, что ищу материалы по ацтекам для выставки, которая планируется на следующий месяц. Я встала перед стеллажом, пробегая пальцами по корешкам, чувствуя, как потрескивает целлофан, когда я до него дотрагиваюсь. Я смотрела на все увеличивающиеся цифры десятичной классификации Дьюи. Я постаралась сосредоточиться только на цифрах, только на корешках книг. На мгновение это помогло, на мгновение я не чувствовала себя так, словно мне хочется раздобыть оружие. Но в этот момент я столкнулась лицом к лицу с другим человеком.