Читаем В изгнании полностью

При более надежном посредничестве квартирного агентства мы нашли наконец на улице Дюфо, 19 помещение, которое нам подходило: это была большая квартира на втором этаже дома, где хватало места и для салонов, и для ателье. Мы быстро устроились там. Стены и панели в нашем салоне были выкрашены в светло-серый цвет; мебель красного дерева, обтянутая кретоном с цветами по серому тону. Занавеси из желтого шелка добавили света и веселья. Витрины, круглые столики, несколько старинных гравюр и безделушек избавляли от банального казенного вида. Почти весь персонал и рабочие были русскими. Мой шурин Никита и его жена участвовали в нашей команде, как и очаровательная пара – Михаил и Нонна Калашниковы. От нашего ателье никто не ожидал ничего особенного, но оно тем не менее имело успех. Не имея возможности справляться со всем самому, без помощи, я доверил Булю отвечать по телефону и записывать назначенные встречи, что он выполнял из рук вон плохо, вызывая многочисленную и невероятную путаницу.

Наступил день торжественного открытия нашего ателье. Мы разослали множество приглашений и арендовали такое количество позолоченных стульев, что по помещениям едва можно было пройти. Освещение было тщательно продумано, повсюду искусно расположены цветы. Во всем доме царила атмосфера трепетного ожидания… Но час пришел, а наши гости не появились.

Итак, наши гости не пришли. Ни один!.. Буль, которому мы поручили разослать приглашения, просто-напросто забыл отнести их на почту!

* * *

Нам нужно было искать клиентуру. Это оказалось совсем нелегко для нас, мало выезжавших в свет и совершенно не умевших уговаривать и привлекать богатых клиентов. Я решил, что у нас должен быть человек, выполняющий роль этакого светского агента. Мой выбор пал на Джорджа де Куэваса, будущего мужа внучки Рокфеллера. Он знал всех на свете и его знали все. Благодаря ему дом «Ирфе» раскрутился и вскоре стал модным. Ввиду все прибывавших заказов нам вскоре пришлось расшириться, и мы арендовали третий этаж, чтобы разместить там ателье. Директорство домом было доверено француженке, мадам Бартон, человеку серьезному и компетентному. Поначалу бедная женщина думала, что потеряет голову в постоянном смешении языков и славянском беспорядке.

Мы принимали клиентов любых национальностей. Многие, привлеченные любопытством, искали прежде всего экзотику. Одна дама хотела, чтобы ее напоили чаем из самовара. Другая – американка – хотела видеть князя, о котором ей в Нью-Йорке сказали, что у него фосфоресцируют глаза, как у филина! Но самой удивительной была мадам Хуби. Прежде всего, она была огромной – и когда я говорю «огромная», это не лучшее и не самое точное из определений. Ничто не может дать представления, даже приблизительного, о пропорциях мадам Хуби. Ее первый визит в дом «Ирфе» стал сенсацией. В салоне, полном народа, показывали коллекцию моделей, когда она совершила свой вход, поддерживаемая с одной стороны ее шофером, с другой – лакеем, и в сопровождении персоны, выглядевшей ее компаньонкой, маленькой женщиной без возраста, державшейся очень скромно. Потом мы узнали, что это австрийская баронесса.

Когда нашу новую клиентку не без труда удалось усадить на канапе, раздался глубокий властный голос:

– Позовите мне князя, я хочу его видеть. И принесите мне водки.

Мадам Бартон в полном замешательстве пожаловалась мне на несколько шокирующую ситуацию:

– Что делать, князь? Это скандал! Наш дом – не бистро.

– Не вижу никакого скандала, – возразил я, – дадим выпить тому, кто хочет, точно так же, как мы одеваем тех, кто раздет. Скажите этой даме, что я сам поднесу ей стакан водки, который она выпьет за процветание дома «Ирфе».

Я послал Буля за водкой и отправился в салон.

– Черт побери! – воскликнула наша экстравагантная посетительница. – Вы князь? У вас рожа не убийцы. Я рада, что вы спасли шкуру от этих грязных большевиков.

Рукой, отягощенной кольцами и браслетами, она взяла поданный ей стакан водки, осушила его залпом за мое здоровье и лукаво устремила на меня прекрасные глаза с густо накрашенными веками.

– Сделайте мне кокошник и пятнадцать платьев. И десяток платьев для этой кретинки, – прибавила она, указав на маленькую баронессу.

– Спасибо, спасибо, – пролепетала последняя, счастливая и сконфуженная.

– Заткнись, идиотка, – оборвала ее мадам Хуби.

Я старался не противоречить этой эксцентричной особе и выбрал для общения с ней тон профессионального портного:

– Конечно, мадам, ваши желания для нас закон. Могу ли я, тем не менее, поинтересоваться, какой эпохи кокошник вы хотите и какие платья выберете?

– Плевать мне на эпоху. Я хочу кокошник. И я хочу пятнадцать платьев себе и десять кретинке. Понятно? Так-то!.. До свидания… Очень рада, что вы спасли свою шкуру.

Она подала знак слугам, которые подняли ее, взяв под руки, и с трудом повели к выходу, сопровождаемые маленькой баронессой. После ее отъезда раздался бешеный взрыв хохота. Нас буквально засыпали вопросами, всем хотелось знать, кто эта странная особа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза