В изгнании

Пока же банки продолжали отказывать нам в любом кредите, и это заставляло нас просить клиентов «Ирфе» оплачивать заказы наличными, что совершенно не было в их привычках. Деликатную обязанность предъявлять счет я доверил Булю. Сталкиваясь с возражениями, он вставал на колени со счетом в руках и простодушно умолял: «Наш дом на грани краха, надо помочь моему очаровательному князю». Его тон и незатейливая инсценировка редко не производили должного эффекта. Большинство клиенток, растроганно улыбаясь, сразу же уплачивали по счету, и Буль никогда не возвращался с пустыми руками.

Я не раз видел вещие сны. То же случилось и в этот тяжелый для нас период. Я увидел себя со своим кавказским другом Тауканом Керефовым за карточным столом в зале, похожем на зал Монте-Карло. Проснувшись, я решил выехать в Монте-Карло в тот же день и телеграфировал Таукану в Кальви, пригласив его приехать ко мне в «Отель де Пари».

Мы играли три дня, и удача не покидала нас ни на секунду. То, что я поддался этому порыву, тем более удивительно, так как я всегда ненавидел игру и никогда не посещал казино.

Пока мне улыбалась удача в Монте-Карло, газеты объявили о моем приезде в Бухарест, куда, как они сообщали, меня призвал король Кароль, чтобы доверить мне управление всеми его имениями. Я вынужден был позвонить в Булонь и успокоить мать и жену, уже предчувствовавших новый скандал.

* * *

Началась ликвидация наших предприятий. Один из наших корсиканских друзей, Жозеф-Жан Пелегрини, предложил нам свои услуги. Он выполнил это неблагодарное и сложное дело с большим умом и полным бескорыстием. Труднее всего нам было решить важный вопрос – как помочь всем, кто терял по нашей вине работу. На это ушло много месяцев. Мы ликвидировали все, за исключением парфюмерного дела, продержавшегося еще некоторое время. Перед лицом полного краха я пришел к заключению, что не создан для коммерции!

К нашему собственному горю добавилось огорчение матери, узнавшей о нашем разорении, ибо в конце концов нам все же пришлось ей открыть всю правду. Особенно остро мы испытали горечь от случившегося, глядя на поведение мадам Хуби. Биби была человеком, не входившим во всякие подробности. Ее реакция часто была непредсказуемой, но никогда не отличалась тонкостью нюансов. Когда она поняла, что близится наша катастрофа, она написала мне, что ей нужен павильон, где мы жили, и она дает нам восемь дней, чтобы упаковаться. Я ответил довольно сухо, что ее желание совершенно совпадает с нашим, что нам слишком тесно в павильоне, и мы думаем переехать и обосноваться в Англии. Я знал, что ей вовсе не захочется, чтобы мы уехали из Франции, и надеялся, что мое письмо заставит ее одуматься. Я все рассчитал верно, но она, не желая показать, что отказывается от своего решения, придумала объяснение этому неприятному инциденту. Она призвала меня и сказала:

– Солнце мое, мне нужно сделать ремонт в павильоне, а чтобы дать вам побольше места, я устрою для вас спальню и ванную комнату на первом этаже дома. Маленькая Зинаида может оставаться в своей комнате; она больна, и ее не стоит тревожить. Ирина, вы и дочка должны будете переселиться в гостиницу на время работ. Еще я хочу вырыть во дворе бассейн, чтобы запустить туда крокодилов.

Я согласился, договорившись с Хуби, что ничего не будет меняться до близящейся женитьбы шурина Дмитрия и пирушки, которая намечалась у нас по этому случаю.

Из всех братьев моей жены Дмитрий отличался самым независимым характером. Он всегда знал, чего хотел, и устраивал свою жизнь без чьих-либо советов и помощи.

Он женился на очаровательной девушке, и со всех точек зрения этот союз представлялся нам всем удачным и счастливым. Судьба рассудила иначе. Рождение дочери Надежды не помешало супругам развестись через несколько лет.

* * *

Когда в Булони начались ремонтные работы, Ирина с дочерью уехала во Фрогмор-коттедж. Я же устроился в отеле «Вуймон» на улице Буасси-д’Англа вместе с Гришей и Панчем. Мое присутствие в Париже было необходимо, так как ликвидация наших предприятий еще не закончилась. Кроме того, я не хотел удаляться от матери, не понимавшей, почему мы все уехали, оставив ее одну в Булони. Одну, это конечно, сильно сказано, поскольку при ней состояли сиделка и две горничные, и еще повар. Она принимала многочисленных посетителей, и я сам приходил к ней как можно чаще между деловыми свиданиями, занимавшими большую часть моего времени.

Придя однажды завтракать в Булонь, я застал там судебных исполнителей, прибывших для наложения ареста на наше имущество. Два субъекта с малоприветливыми лицами и с черными портфелями под мышкой действительно ждали меня в гостиной. Этого я не предвидел. Оставалось только не терять самообладания в этой неприятной и совершенно новой для меня ситуации. Скрывая тревогу под непринужденностью, я обратился к этим зловещим птицам самым дружелюбным и спокойным тоном:

– Господа, – сказал я им, – здесь вы у русских. Я надеюсь, что вы соблюдете наши обычаи, согласившись выпить со мной по стаканчику водки.