В изгнании

Тони Гандарильяс предложил нам пожить у него, в его изысканном доме на Чейн-Уолк, где мы уже много раз бывали.

Вечно юный любимец лондонского общества, Тони был одним из самых утонченных и остроумных людей, каких я только знал. Он написал невероятно забавную книгу «Мое королевское прошлое».

* * *

В каталоге выставки наша «Перегрина» значилась как историческая жемчужина, входившая в XIV веке в число драгоценностей испанской короны. Упоминалась и легенда, согласно которой она первоначально принадлежала царице Клеопатре.

Тем временем герцог Аберкорн, владелец другой жемчужины, оспаривал подлинность нашей и считал настоящей «Перегриной» свою. Сравнивая обе жемчужины, мы могли заметить, что они имели различия в размере, форме и весе. Чтобы выяснить все окончательно, я отправился в библиотеку Британского музея и полистал труды об исторических драгоценностях. Найденное мною описание «Перегрины» Филиппа II и указание ее веса не совпадало с характеристиками жемчужины герцога Аберкорна, но зато очень точно соотносилось с нашей.

Выставка привлекла множество посетителей. Княгиня Фафка Лобанова-Ростовская, сестра леди Эджертон и бывшая фрейлина великой княгини Елизаветы, которую я знал с детства, проводила там целые дни в роли добровольного гида. У нее не было недостатка ни в фантазии, ни в бойкости речи. Она беззастенчиво пользовалась легковерием людей и без малейшего стыда рассказывать им самые нелепые истории. Это ее страшно забавляло. Однажды я застал ее среди внимательных слушателей перед витриной, где была выставлена «Перегрина». Подойдя послушать ее болтовню, я услыхал, что она излагала известную историю о жемчужине, которую Клеопатра растворила в уксусе, чтобы поразить Антония роскошью своих причуд. Кончив рассказ, она выдержала паузу для большего эффекта и прибавила: «Это та самая жемчужина, которую вы видите здесь!»

Кроме всего прочего она рассказывала, что залы ее дворца в Петербурге были так огромны, что с одного конца не было видно другого, или как, купаясь в Севастопольской бухте, она спасла гибнущий броненосец, схватив якорную цепь и вплавь притащив судно к причалу.

Во время этого нашего пребывания в Лондоне миссис Лисгоу-Смит, англичанка по замужеству, но русская по рождению, предложила мне открыть в Лондоне магазин парфюмерии «Ирфе».

Я сразу же ухватился за эту идею, и вскоре на Довер-Стрит, 45 появился маленький, элегантный магазин в стиле Директории, окрашенный в светло-серый цвет, с занавесями из полосатого серо-розового кретона. В комнате, смежной с торговым залом, я устроил помещение для нас с Ириной. Эта комната, оформленная как шатер, забавляла посетителей и способствовала успеху нашего магазина.

Когда мы вернулись из Лондона, наша дочь объявила о своем намерении выйти замуж за графа Николая Шереметева. Родители всегда как-то не очень замечают, что их дети растут. Мы не являлись исключением. Каким образом наш ребенок стал девушкой и даже думает о замужестве, мы не понимали! Тем не менее, Николай – ее избранник – нам нравился, и мы могли лишь одобрить выбор дочери. Мы были счастливы вместе с ней, когда непредвиденный случай, казалось, окончательно все разрушил: Николай, заболев туберкулезом, должен был уехать лечиться в Швейцарию. Весь брачный проект моментально рухнул, и, несмотря на горе дочери, мы были вынуждены запретить ей отправиться к жениху. Несколько месяцев спустя его состояние стало довольно обнадеживающим, и мы позволили ей ехать, но воздержались давать согласие на брак до тех пор, пока врачи не уверят нас в полном выздоровлении Николая.

* * *

Биби, переехавшая на лето в деревню, позвонила однажды утром и объявила, что сняла для нас дом по соседству и зовет нас скорее приехать. Не доверяя ее прихотям и прекрасно зная, что она способна снять и дворец, и разрушенную мельницу, я поехал посмотреть на ее находку. По счастью, дом, расположенный на берегу Эны, на краю Компьенского леса, оказался очень милым и удобным. Мы тут же перебрались туда с несколькими русскими друзьями, четой Калашниковых и изысканной женщиной, графиней Елизаветой Граббе, служившей манекенщицей у модельера Молино. Там, как и повсюду, ее красота и обаяние снискали ей общую симпатию.

Мы проводили дни в прогулках по лесу или на реке. Вечера у Биби всегда бывали посвящены каким-нибудь развлечениям. Чаще всего играл скрипач Гулеско или же другие музыканты и певцы, которых она приглашала к себе. Кроме музыки, довольно часто по прихоти Биби показывали кино. Тогда саму ее устраивали посреди комнаты в кресле-качалке перед передвижным столиком с бутылками и с любимой серебряной кружкой в руках. Перед каждым из гостей стоял маленький столик с пепельницами, сигаретами и ликерными стаканчиками. Все обитатели дома, включая персонал, должны были присутствовать на просмотре. Биби сначала несколько секунд качалась, затем трижды ударяла тростью в пол, и зрелище начиналось. Если, как это часто случалось, кто-то из актеров ей не нравился, она осыпала его бранью и кидала в экран бутылки.