В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

d) необходимо признавать, что количество потенциальных «историй», создаваемых совместно с пациентом, может быть безграничным и для каждой из психоаналитических моделей характерна своя история со своим собственным диалектом: диалектом детства, внутреннего мира, актуальных отношений и т. д.

Кроме того, я полагаю, что именно отклик пациента на наше воздействие помогает нам ориентироваться на пути следования при условии, что мы рассматриваем этот отклик с точки зрения наличия в нем следующих элементов:

1) элемента переноса как повторения;

2) элемента переноса как проекции фантазий вовне;

3) организации всего этого онейрическим мышлением наяву (Bion, 1962), которое «грезит» в ответ на интерпретативный стимул в реальном времени.

Мне представляется также важным иметь возможность соотнести свою теорию с другими, но не как самую верную, а как наиболее пригодную для собственного аналитического функционирования. Такое возможно, если большая часть материала, с помощью которой теория строится, исходит от пациента, из его истории, из его проективных идентификаций.

Развивать эти мысли мне помогает нарратологическая концепция «возможных миров». Это понятие, сначала развившееся в сфере модальной логики, благодаря таким авторам, как Петофи (Petofi, 1975), Ван Дийк (Van Dijk, 1976), Пэйвел (Pavel, 1976), впоследствии перешло в семиотику текста.

Вот какое определение «возможному миру» дал Платинга (Platinga, 1974): «то, каким мир мог бы быть» («а way the world could have been»).

Интереснейшим воплощением этой концепции является фильм Никетти «Стефано — о чем ни попадя»: в зависимости от эмоционального состояния героя намечаются и структурируются различные истории, которые могли бы стать реальностью²⁶.

«Возможные миры» — это все те прогнозы, которые делает читатель по ходу чтения, в них много энциклопедического (исходящего из уже имеющихся теорий). Подобные прогнозы часто способствуют отдалению читателя от текста и построению возможных миров, не имеющих ничего общего с тем, что предлагается в тексте, хотя на самом деле нужно было бы придерживаться категорий «экономичности» чтения и «охраны прав текста» (Есо, 1990)²⁷.

«Не оправдавшийся» прогноз читателя остается в виде набросков возможных историй, в аналитической ситуации этот прогноз может стимулировать развитие других историй, детерминированных теорией или используемыми понятиями (Bion, 1965).

Следовательно, немаловажен ответ аналитика пациенту (и еще большее значение имеет способность психики аналитика воспринимать коммуникации пациента и его проективные идентификации). С ответа аналитика начинается формирование большого количества возможных историй, которые могут в экстремальных случаях привести к негативным терапевтическим реакциям, тупикам, психотическим переносам, перерывам (Barale, Ferro 1992; Ferro, 1993е, 1994d). Или, что гораздо менее драматично, истории могут бесконечно рождаться в рамках аналитического процесса, отражая взаимодействие двух психик. В этом контексте персонажи трактуются — независимо от их принадлежности к внешнему или внутреннему миру — как «модальности выражения» того, что происходит в поле и нуждается в «нарративных узлах» для своей вербализации.

Понятие поля было введено еще гештальт-психологией, за тем переработано Мерло-Понти в его попытках создать «ситуативную» психологию, рассматривавшую психические события в контексте интерсубъективных отношений.

Баранже и Мом (Baranger, Baranger, 1961–1962; Baranger, Baranger, Mom, 1983) объединяют это понятие с основными понятиями кляйнианского психоанализа. Данные авторы определяют аналитическую ситуацию как биперсональное поле, на котором познаваема только «бессознательная фантазия пары», созданная взаимоотношением психических жизней пациента и аналитика, движимая, в частности, проективными идентификациями.

Патология пациента попадает в поле только в отношениях с аналитиком, который активно способствует (желательно в не очень большой степени) развитию патологии поля — будущему предмету психоаналитической проработки.

Поскольку аналитик и пациент образуют неразрывно связанную и дополняющую друг друга пару, оба они могут быть поняты только во взаимодействии друг с другом.

Соответственно, огромное значение придается психическому функционированию аналитика: он должен сначала позволить силам поля завлечь себя, практически поглотить, а затем отстраниться с помощью интерпретаций и «второго взгляда» — наблюдения со стороны за тем процессом, развертыванию которого аналитик сам способствует, при этом оставаясь способным выделять и описывать его особенности.