– Кто – знает? Да кто может знать? Кто, кроме тебя да меня, может знать? – забормотала Бояркина, а потом вдруг перешла в атаку: – Да ты сам, поди, и разболтал кому-нибудь по пьянке. Я сколько раз тебе говорила, что нельзя так напиваться. Напьётся до поросячьего визга да и мелет, благо язык без костей.
– Увы, я уже сто лет не напивался. Хотя, возможно, следовало бы, ибо осталось мне, видно, совсем чуть-чуть.
– Ну а я и вообще всегда меру знала! – отрезала Бояркина. – И не надо на меня так смотреть!
– Кто-нибудь из твоих, – Дмитрий кивнул в сторону двери, – не мог узнать каким-то образом? А? Тут не могло быть утечки? Ты бы подумала на эту тему.
Бояркина отрицательно помотала головой.
– Исключено. Я очень осторожна в этом плане.
Подлесный и Бояркина некоторое время молчали, потом Дмитрий сказал:
– Если мои неприятности связаны с тем, о чём я сказал, то это значит, что и у тебя могут начаться аналогичные проблемы.
– А ты не шляйся сюда по поводу и без повода! – сердито заявила Бояркина. – И вообще тебе надо исчезнуть срочно. – И вдруг оживилась: – А твой подельник? А? Не через него ли ты страдаешь?
– Не-не, это исключено, – решительно отмёл прозвучавшее предположение Дмитрий.
– Ну а почему? Меня ты, например, можешь подозревать…
– Ладно, всё. Давай следующую версию!
Подлесный вскочил на ноги. Ещё не хватало, чтобы он тут сейчас обсуждал действия несуществующего подельника.
Но других версий не нашлось, и разговор забуксовал. Через пять минут Подлесный понял, что пора уходить.
После его ухода Бояркина глубоко задумалась. Совершенно ясно, что кто-то всерьёз принялся за Подлесного. Кто? Почему? О том, что он замешан в этом деле, известно лишь самому Подлесному, ей, подельнику его да ещё одному человеку. Бояркина встала и прошлась по комнате. Нет, Подлесный должен со своим подельником разобраться. И произвести инвентаризацию собственных действий.
Вернулся Подлесный.
– Слушай, совсем забыл, – сказал он виновато. – Я ведь сейчас, вроде как, бездомный. У тебя ничего на примете нет?
– Могу дать ключи от дачи. – Марина открыла ящик стола и вынула оттуда небольшую связку ключей. – А так надо подумать. Я, пожалуй, сейчас одной знакомой позвоню.
Но позвонить она не успела. Явился Мышенков и, остановившись у порога, торжественно сообщил:
– Марина Григорьевна, в данную минуту у меня там сидит уникальнейший субъект. Не изъявите ли желания взглянуть?
– Лев Николаевич, давайте как-нибудь в другой раз. Мне сейчас отъехать надо, – сделала попытку отказаться Бояркина.
– Однако дело в том, Марина Григорьевна, что гарантировать другой раз, как вы изволили выразиться, я бы не взялся, – стоял на своём Мышенков. – Этот тип в очень плотном кольце смерти.
– Кольцо смерти? Что вы под этим понимаете? – спросила Бояркина.
Услышав знакомое выражение, Подлесный заинтересовался разговором и задержался в кабинете. Лариса употребила это выражение применительно к нему самому. Оказывается ещё кто-то, кроме него, тоже попал в кольцо смерти.
– Этот человек прекрасно видит ангелов и чертей, – ответил Мышенков. – Он уже в течение нескольких недель – вы только представьте себе! – наблюдает их борьбу за его душу.
Бояркина взглянула в лицо Мышенкова и поняла, что тот говорит более чем серьёзно. Выражение лица торжественное, радостное и многозначительное одновременно.
– Но мы же, Лев Николаевич, – мягко проговорила Бояркина, – люди современные, мы же с вами, по сути, атеисты закоренелые, хотя и церковь посещаем.
– Извините, – решительно не согласился Мышенков, – может быть, вы и атеистка закоренелая, но я, позвольте вам заметить, отнюдь не атеист.
– Лев Николаевич, но ведь аферист же какой-нибудь. Присмотритесь к нему повнимательнее. Такой же, наверно, как тот, который предметы двигал.
– Марина Григорьевна, я вас очень прошу! – проникновенно проговорил Мышенков.
– Хорошо, идёмте, – вздохнула Бояркина, поднялась и направилась следом за Мышенковым.
– Можно и я гляну? – попросил Подлесный.
– Да на здоровье.
Посередине комнаты, на стуле, сидел полненький старичок, маленький, но большеголовый, с лысиной и седыми реденькими кудряшками вокруг неё. Бояркина поздоровалась со старичком, тот кинул ей «здрасьте», мельком глянув на неё живыми весёлыми глазами, а потом уставился на дверь и, щуря круглые голубые глаза, принялся что-то там высматривать.
– Он вашего ангела-хранителя увидел, – шепнул Мышенков.
Бояркина скептически улыбнулась.
– Марина Григорьевна, вы сами сейчас убедитесь, – заметив её улыбку, сказал Мышенков.
– Каким образом?
– А вот минутку! – откликнулся Мышенков и обратился к старичку: – Фёдор Андреич, я вижу, вас что-то или кто-то очень сильно заинтересовал.
– Да, в общем-то, – неуверенно проговорил старичок и снова посмотрел в сторону двери, а потом на Бояркину и Мышенкова.
– Ну и?..
– Я не знаю, вправе ли я… – пробормотал Фёдор Андреевич негромко. – Но я не вижу выражения его лица. И как-то всё не особенно отчётливо.
– Это он о вашем! – шепнул Мышенков Марине.