Частым гостем у меня был невысокий, хрупкого вида юноша Умар Касоге, происходивший из догонов. От него я услышал немало о жизни и быте этого удивительного африканского народа. Под влиянием рассказов Умара я совершил два путешествия в страну догонов, оставивших неизгладимые впечатления.
Красивый, стройный, деликатный, постоянно улыбающийся Мамаду Диаби Сангаре, фульбе по национальности, рассказывал мне о быте кочевников-скотоводов в Масине — области, где живет большая часть фульбе в Мали. Он говорит, что многие представители африканской интеллигенции являются выходцами из бедных семей. В период колониализма в деревню периодически приходили приказы французского коменданта о посылке нескольких мальчиков в школу. Жалея своих детей, деревенская верхушка нередко отправляла учиться детей бедных крестьян. Кроме того, человек, посланный в город на учебу, считался потерянным для семьи. Получив образование, он становился чиновником, материально возвышался над родственниками, презрительно относился к физическому труду.
Раза два в год студенческая общественность школы вручала преподавателям пригласительные билеты на балы. Балы были излюбленным развлечением в учебных заведениях Бамако. Красочные объявления о них расклеиваются на деревьях вдоль главных улиц. Один-два бала в год бывают и в Административной школе. Танцевальной площадкой служит вестибюль школы, залитый электрическим светом. Играет джаз. Женщины одеты в праздничные национальные одежды или в светлые короткие европейские платья. На мужчинах — белоснежные нейлоновые рубашки, черные европейские костюмы, галстуки, блестящие черные ботинки Бубу не видно ни одного. В перерыве между танцами можно посидеть за столиками. Европейцам подают виски со льдом. Малийцы пьют холодный крюшон.
Многих своих студентов я не вижу. Посещение бала — дорогое удовольствие: билет стоит столько же, сколько получает за два дня квалифицированный рабочий.
Иногда французы, с которыми мне приходилось сталкиваться в Мали, узнав, что я преподаватель, при первом же знакомстве спрашивали: «Ну как ваши студенты?» Они обычно подчеркивали, что уровень подготовки и способностей африканских учащихся ниже, чем европейских. Теперь африканцы сами начали управлять государством, предприятиями, финансами, торговлей — те африканцы, которым столько лет не доверяли, которым поручались лишь третьи роли в управлении. Конечно, в любой стране умение управлять народным хозяйством рождается не сразу. Немало ошибок и у африканцев. Но именно этого неумения, именно этих ошибок, казалось, и ждали многие из бывших «просвещенных» хозяев, которые не сомневались, что все хорошее, что создано в Африке, держится на их присутствии, чтобы саркастически улыбнуться и заявить о неспособности африканцев, чтобы вспомнить старую теорию о «больших детях».
С одним из приверженцев такой теории я столкнулся вскоре по приезде в Мали. Раз за завтраком в мотеле моим соседом по столу оказался словоохотливый толстяк лет пятидесяти. Это был заместитель директора крупной французской фирмы, занимавшейся перевозкой грузов из Дакара в Бамако. После завтрака мы вышли во двор мотеля. Последовал традиционный вопрос о моих студентах. Я ответил, что пока их не знаю. Собеседник помолчал, задумчиво посмотрел на работавших во дворе боев-садовников, которые весело и громко переговаривались, и с грустью сказал: «Наши большие дети».
Я не согласился с такой характеристикой африканцев и возразил, что если бы этим людям с юных лет 36 создать такие же условия, в каких растет молодое поколение, скажем, во Франции, то неизвестно, в ком осталось бы больше детства: к моменту завоевания независимости из каждых ста малийских детей школьного возраста обучалось только девять. Расстояние между школами в сельской местности было 70–80 километров.
Я стремился к беседам с малийскими и французскими преподавателями, особенно теми, кто давно работал в стране. Первым моим собеседником стал известный малийский историк Мамби Сидибе, работавший в школе. Я сразу же обратил внимание на невысокого сухощавого человека, одетого даже в жару в темное бубу из толстой материи и в блестящую шапочку, похожую на корону. Ходил он не спеша и, казалось, с некоторым трудом. На педагогических советах молодые руководители школы всякий раз выказывали ему подчеркнутое уважение, называя старейшиной и как будто прося извинения, что не он — старший, а они — младшие — открывают собрание. Мамби улыбался в ответ и воспринимал эти знаки почтения как должное. Хотя ему было 73 года, он работал начальником отдела министерства информации. Дважды в неделю можно было слышать по радио неторопливую беседу Мамби Сидибе о прошлом и настоящем в тех или иных областях жизни Мали. Основной упор делался на происшедшие перемены.