Но сегодня мы решили познакомиться с вечерней Столицей. Главное и, пожалуй, единственное развлечение для европейцев в Бамако — это кино. В столице семь кинотеатров, но хороший фильм выбрать трудно. Как правило, показывают пустые коммерческие фильмы. За один сеанс крутят два фильма, причем второй обычно ковбойский.
Сеанс начинается в девять вечера, и у нас еще много времени. Отправляемся побродить по вечернему городу. Идем по Народному бульвару. Под фонарями подростки ведут бесконечные баталии в настольный футбол. На деревянных топчанах возле стен домов отдыхают главы семейств. Перед многими стоят транзисторы. Возле Дома борцов слышится яростный треск барабанов: по субботам здесь дает представление танцевальный ансамбль.
На узкой асфальтированной улице без фонарей возле входа в один из дворов горит электрический свет. Здесь стоят несколько юношей. Другие то входят, то выходят из двора.
— Что здесь находится? — спрашиваю я.
— Клуб нашего квартала.
— Можно нам войти?
— Почему же нет? Скоро начнутся танцы и будут петь гриоты.
Мы входим. В левой части двора небольшая бетонированная площадка, вокруг которой стоят деревянные скамейки. Возле глинобитной стены сидит молодой гриот в очках и настраивает свою кору. Во дворе человек тридцать молодых людей, одетых в белые бубу и белые шапочки. Золотистые одежды женщин переливаются под электрическим светом.
Видимо, мы попали к началу, так как через четверть часа во дворе яблоку было негде упасть. Мы стояли сдавленные со всех сторон, и я жалел, что не послушался юношу, советовавшего занять место на скамейке.
Наконец послышалась музыка и стоявшие на бетонированной площадке люди, подняв руки, задвигались. Движения их были медленны и чем-то напоминали некоторые фигуры вальса. Такие танцы я видел впервые. На площадку устремлялись все новые люди, и вскоре там стало еще теснее, чем вокруг нас. Всякое движение стало невозможным. Раздались недовольные крики. Смолкла музыка, танцующие остановились.
Организаторы вечера предлагали части публики уйти. Мы могли, конечно, только догадываться о смысле разговора, который шел на бамбара. Но никто не тронулся с места. Все хотели танцевать. Тогда погас свет. И это не помогло. Вокруг нас не стало просторнее. Вновь зажигают свет и возобновляют танцы. Чем все это кончилось, мы не знали, так как поспешили выбраться из толпы.
Пора к кинотеатру. В центре заходим в один из баров, работающих по вечерам. Здесь можно выпить холодного пива или лимонада. Кроме баров в Бамако есть несколько ресторанов. Посещение ресторанов — дорогое удовольствие, и бывают там главным образом европейцы. Все подступы к «Рексу» — так называется кинотеатр — забиты автомобилями и мопедами зрителей. У входа на табуретах горят фонари и свечи торговцев сигаретами, лимонадом. Подростки предлагают жевательную резинку, сигареты.
О билетах в кинотеатр беспокоиться не надо. Они дороги, и далеко не каждый малиец может позволить себе сходить в кино. Кинозал разгорожен на три части. Каждая имеет свой вход. Самые дорогие места — в удаленной от экрана части. Здесь обычно сидят европейцы и состоятельные малийцы. Стоимость билета вдвое больше дневного заработка нашего дворника Яя Дигиба. Эта часть кинотеатра подведена под крышу, а в других секторах зрители сидят под открытым небом.
Возвращаемся домой в половине первого ночи, когда горят лишь немногие фонари. На нашей улице в час ночи гаснут и они.
В конце февраля бой моего соседа Муса Койта начинает вздыхать:
— Скоро наступит плохое время, станет очень жарко, люди будут обливаться потом, ночью будет невозможно спать.
Муса Койта — коренной малиец, бывший солдат французских колониальных войск. И если абориген боится жары, то как же мы, жители средней полосы нашего Союза, перенесем ее? Вскоре предсказания Мусы начинают сбываться.
У меня в комнате стоит деревянная статуэтка богини догонов — сидящая женщина с поднятыми руками, в которых она держит пустые калебасы. Богиня молит небо о дожде. И сам я все чаще и чаще начинаю смотреть на опаловое небо, на котором плавает раскаленный диск солнца. И жжет, и жжет… В воздухе висит тонкая пелена сухой пыли. Пыль беспрепятственно проникает в комнату, ложится красноватым налетом на белье, книги, мебель. Достаточно раз-два надеть рубашку, как она становится красноватой. Этот оттенок так и не удается уничтожить.
Вот уже несколько месяцев на небе нет ни облачка. Иногда меня охватывает сомнение: бывают ли вообще облака на малийском небе, идут ли здесь дожди? Спрашиваю своих студентов. Оказывается, в присахарских районах дождя надо ждать 10–11 месяцев. Фульбе Мамаду Диаби Сангаре говорит, что в его родной Масине (область сахеля) дожди идут через девять месяцев, а в районе Бамако между последним и первым дождем проходит 7 месяцев.
В Мали четко различаются три климатических периода: сухой прохладный — с декабря по февраль; жаркий сухой — с марта по май и сезон дождей — с июня по октябрь. В ноябре жарко и влажно, это переходное время от сезона дождей к прохладным зимним месяцам.