В краю саванн

Побывать на представлении деревенского театра было давним моим желанием, однако осуществить его оказалось далеко не просто. Некоторые европейские журналисты до сих пор тенденциозно описывают жизнь и быт африканцев, поэтому местные жители не любят, когда на их праздниках присутствуют незнакомые европейцы. На деревенское представление я попал по приглашению студентов Мамаду Ниэре и Уалеге Диарра. Мы должны были приехать в Уадугу-Сигоро — так называлась деревня, находящаяся примерно в 30–35 километрах от Бамако, — не позднее 5 часов пополудни. Мамаду Ниэре, ехавший с нами, сказал, что нас будет ждать вся деревня. Это было 10 апреля, в день праздника Табаски.

Примерно половину дороги едем по едва заметной пешеходной тропе, усыпанной коричневыми камнями величиной с человеческую голову. Уадугу-Сигоро раскинулась в долине, поросшей высокими желтыми травами. Из-за высокой травы трудно было определить величину деревни. Нас действительно встречали. Человек 20 подростков и детей ждали, не приближаясь, пока мы поставим машины и заберем из них свои вещи: фотоаппараты, кинокамеры, магнитофоны.

Вступление в деревню и весь путь по ней до дома Бакари Ниэре, брата Мамаду, сопровождались рукопожатиями. По правилам малийского этикета здороваться надо начинать со старших. Старики — их человек семь — сидят на земле возле одной из хижин спиной к стене. Вся их поза выражает неторопливость, достоинство, сдержанность. Поскольку мы приглашены молодежью и, может быть, не совсем по воле стариков, они в разговор с нами не вступают.

Во дворе хижины Бакари Ниэре для нас приготовлены скамейки. Тут же и Уалеге Диарра, который рассказывает, что среди жителей есть мусульмане и фетишисты, но сегодняшние танцы не религиозного характера, а просто чтобы повеселиться по случаю праздника.

Тут же во дворе происходит обмен дарами. Мы преподносим хозяину полмешка риса. В ответ нам приводят молодого козленка и передают большую корзину папайи и бананов. Бакари и Мамаду ведут нас знакомить со своими родителями, живущими метрах в тридцати от хижины Бакари. Затем они представляют нас танцорам, музыкантам и хористам в одном из двориков. Обращаю внимание на танцора в маске. На нем коричневая широкая рубаха и суженные книзу штаны. Вдоль одежды висят длинные беловатые волокна сизаля с красными поперечными полосами. На голове танцора деревянная, расписанная красным и белым маска с четырьмя рогами, длинным носом и толстыми красными губами, выражающая обиду и недовольство.

Молодой парень настойчиво увлекает меня куда-то в сторону и говорит, что надо сфотографировать его старшего брата. Иду за ним, но никого не вижу. Вдруг из-за глинобитной стены, распугивая детей, на нас устремляется нечто подобное злому деревенскому быку, с красно-белой мордой и загнутыми подковой рогами. Только бык этот постоянно припадает на немощные деревянные передние ноги, и голова его сзади затянута платком. Судя по реакции женщин, которые защищаются от нашествия быка, маска эта не из добрых.

Во всю длину деревенской площади слева возвышается большой навес с толстой крышей из могучей травы. Это «место мудрости», где заседает деревенский совет. Сегодня здесь расположились молодые женщины, девушки. Подальше сидят дети. На противоположном от нас конце площади врыто в землю несколько столбов, на которых лежат бревна. Здесь отдыхают старики в прохладное время.

Вся площадь плотно окружена зрителями: подростки, дети, женщины. Стариков не видно. Трое мужчин настраивают тамтам — сушат кожу на огне для лучшего звучания. На площади появляются две высокие девушки в юбках и темно-синих трикотажных кофтах с короткими рукавами. В руках у них музыкальные инструменты — гиты.

Это половинки калебасы, обтянутые снаружи свободно висящими бечевками, на которых в три ряда укреплены белые раковины каури.

Вот девушки мелодично запели. Им вторит женский хор. Гиты взлетают вверх, затем влево и вправо, издавая шуршащие звуки, похожие на шум тропического ливня. Затем вступают тамтамы, и звучит уже слаженный музыкальный ансамбль. Африканская музыка легко воспринимается, быстро создает приподнятое настроение. Я не раз видел, как при звуках тамтама малийцы непроизвольно начинали пританцовывать.

В круге появляются обиженная маска и злой бык, но они ведут себя спокойно. Вдруг врывается новая большая маска. Вероятно, эта маска — главная, потому что остальные кидаются спасаться. Хромая маска со злым лицом забилась под бревна и там притихла, растянувшись на земле, в дальнем углу спряталась обиженная маска.

В стремительном, жизнерадостном танце мечется по кругу главная маска с красными глазами, красными губами, очерченным, как у человека, ртом и длинным прямым носом. Деревянная серая голова маски с оскаленными зубами и длинными ушами напоминает лошадиную. Но Уалеге говорит, что маска не олицетворяет какого-либо конкретного животного. На груди и спине у главной маски белое полотнище с красными и голубыми полосами, обрамленное внизу густой, длинной, ниспадающей до земли бахромой наподобие мочала.