За мысом Спорый Наволок открывается жутковато плоский ландшафт. До горизонта, куда ни кинешь взгляд, виден один лишь голый камень, изредка перемежающийся с желтоватой грязью. Растительность состоит из темного мха и редких карликовых берез, жмущихся к самой земле. Невдалеке от побережья, в нескольких минутах ходьбы от нашего лагеря, есть несколько мелких бочагов, но из них невозможно зачерпнуть ведро воды. На илистых берегах я заметил много следов северных оленей. Когда мы приблизились, в воздух взметнулись несметные стаи крачек и чаек. Вся поверхность бочага усеяна их экскрементами. Строительство лагеря близилось к завершению, и нам нужно было найти источник питьевой воды для 15 человек – нас было всего на два человека меньше, чем тех, кто нашел приют в Благохранимом доме (включая умершего плотника). Ко мне присоединился помощник судового врача, державший в руке ружье и подстреленную маленькую утку, и вдвоем мы отправились обследовать мыс. В полукилометре от лагеря звуки молотков и пил наконец стихли. Среди бугристой тундры пришло чувство удаленности. Вокруг всё сыро и тает. По распадкам к морю бежит множество ручьев. Если наступить на желтоватое пятно, нога проваливается и вязнет в грязи по щиколотку, а то и глубже, пока не упрется в твердую поверхность – камень или вечную мерзлоту. Мы подошли к деревянному сооружению, обозначавшему юго-восточный край мыса. Это был примитивный маяк, около 10 метров высотой, с электрической лампой и давно разрядившимся аккумулятором. Намерзавший зимой морской лед частично разрушил конструкцию, и весь каменистый берег был усыпан осколками стеклянных призм. В 1960-е и 1970-е годы маяк обслуживал персонал покинутой ныне метеостанции на мысе Желания, в 70 километрах отсюда. Гусеничными шрамами от их вездехода исполосована вся округа, а один след проходит всего в нескольких метрах от Благохранимого дома.
Ержи Гавронский связывается с Нидерландами по спутниковому телефону с антенной, направленной в сторону южного горизонта
Обогнув мыс, чтобы вернуться к лагерю берегом, мы увидели, как неподалеку из моря вынырнули два моржа. Было похоже, что, проплывая мимо, они остановились передохнуть. Над водой были хорошо видны их глаза-бусинки и щетинистые морды с длинными усами. Стоя в воде практически вертикально, они разглядывали нас и с шумом выдыхали воздух. Моржи – очень крупные животные, почти вдвое больше коровы. И они поплыли дальше и исчезли в никуда.
По берегу тянулись волнистые гряды холмов, сплющенных тысячелетним воздействием снежного покрова и земного тяготения. Приблизительно на полпути к лагерю нам встретился небольшой кристально чистый водоем в ложбинке между двумя гребнями. Я встал на колени, чтобы попробовать воду: она была пресная. Это могли быть талый снег или вода, просачивающаяся сквозь гальку. Запасов воды в этом озерце вполне хватит, чтобы снабжать нас питьевой водой. Вернувшись к Благохранимому дому, мы обнаружили, что сооружение лагеря было закончено, и теперь как русские, так и нидерландцы перенесли всё внимание на раскоп. На костре из плавника булькал котелок с картошкой. На землю спустились сумерки, которые будут длиться всю ночь. Мне предстоит записывать параметры погоды во время нашего пребывания на острове. Я распаковал свои метеорологические инструменты и установил их метрах в двадцати от нашего лагеря. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы вбить в каменистую почву шест, на котором я закрепил внушительный металлический цилиндр с анемометром. Внутри стального корпуса установлен скрипучий самописец с заводным пружинным механизмом и рулоном регистрационной ленты. В еще одном контейнере располагались гигротермометр и стеклянные трубки максимального и минимального термометров. Потом я распаковал и опробовал теодолит и обнаружил, что он прекрасно перенес путешествие и находится в отличном состоянии.
Туман окутывает место раскопок с крестом, установленным Дмитрием Кравченко. Фото автора
День завершился ужином из картошки и жаренной на костре курицы. Было 9 часов вечера. Все отходы и остатки еды были сожжены, чтобы не привлекать медведей. «Теперь нам надо установить ночную вахту, – сказал Юрий с нотками таинственности в голосе. Он окинул взглядом нашу группу, как бы давая нам проникнуться этой мыслью. – Я буду стоять вахту первым. Кто будет вторым?» Мы расписали дежурства и отправились спать. Палатку со мной делит Херре Винья, и, пока он оставался снаружи, я смотрел на темную синеву Карского моря. Уютное тепло спального мешка быстро окутало меня. Уже засыпая, я чувствовал, как земля раскачивается и уходит из-под меня, – мое тело оставалось настроенным на волну жизни на корабле. Я погрузился в сон под громкое жужжание бензинового генератора, заряжавшего аккумуляторы для наших телевизионщиков Хенри Хогевауда и Антона ван Мюнстера.