В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы

Сегодня моросил мелкий дождь. В первый раз за всё это время ветер немного успокоился, в течение дня изменился с северо-восточного на восточный, а затем и вовсе стих. В это утро я с трудом встал с постели. Какое-то время я жалел, что здесь оказался, но это чувство прошло сразу, как только я приступил к работе. Остальные, как я понял, спали хорошо. Хенк иногда очень мерз по ночам. Прошлой ночью Дирк почувствовал, что у него замерзают ягодицы. Оказалось, что надувной матрас под ним травил воздух и он постепенно опустился на холодный грунт. Эту проблему удалось решить, подтянув как следует клапан. Что касается раскопок, то, вопреки всем ожиданиям, нам почти не попадаются кости и обрывки материи, но всё же к концу рабочего дня мы довольны результатами. Раскопки внутри дома принесли нам два ножа, пару пуговиц из олова и бронзы, а снаружи мы нашли много остатков одежды. Дирк копал в квадратах, прилегающих к юго-восточному углу. Здесь ему попадались большие куски материи, а также кожа и кости, лежавшие почти на поверхности. Очевидно, что это груда выброшенных вещей. В ней также попадались куски тканей, которые, вероятно, были выношены за время зимовки или использовались как половики. Трудно рассчитывать на хорошую сохранность этих материалов, особенно с учетом их возраста. Но всё же благодаря холоду многое уцелело, в том числе тонкие ткани, фетр, а также вязаные изделия. Оригинальные цвета распознать уже невозможно. Нам попался кусочек темно-синего цвета, но в целом ткани приобрели неопределенный темно-серый, земляной оттенок. Кроме того, сквозь них проросли мелкие корни лишайников, и поэтому находки очень трудно отделить от почвы. Если на месте этого сделать не удавалось, мы помещали эти вещи в пластиковый пакет вместе с комом земли, чтобы аккуратно высвободить их в лаборатории.

Вадим Старков начал откапывать очаг – плоское возвышение (20 сантиметров в высоту и 1,5 метра в диаметре) в центре дома. В окрестностях зимовки гравий почти не встречается – его принесли с берега. Я озадачен количеством усилий, вложенных зимовщиками в создание очага. Он устроен так же, как это обычно делали у них дома – в Голландии, где было нужно изолировать очаг от горючего субстрата из торфа и древесины. На каменистой почве Новой Земли в этом не было никакой необходимости. Хотели ли они поднять огонь повыше, чтобы он излучал больше тепла? Или им доставляло неудобство таяние почвы? Но так или иначе огонь благополучно горел в этом очаге на протяжении 10 месяцев. И люди сбивались в кучу вокруг него, чтобы согреться. Огонь был для них спасением, но однажды он чуть было не погубил их. Сегодня Вадим обнаружил маленькие блестящие угольки, лежащие вдоль кромки плиты. Это, вне всякого сомнения, были кусочки угля, который сожгли 7 декабря 1596 года, во время ужасной волны холода. Чтобы тепло не уходило, люди законопатили каждую щель. Они и не подозревали, что это привело к существенному повышению концентрации угарного газа, или моноокиси углерода. Первым это почувствовал больной. Но вскоре и у всех остальных начала кружиться голова, и люди стали терять сознание. Ценою неимоверных усилий самым сильным из них удалось открыть двери и дымоход. Ледяной арктический ветер, который они так долго считали своим злейшим врагом, ворвался внутрь и спас их от верной смерти. Сам Руаль Амундсен едва не погиб от отравления угарным газом во время одного из своих последних путешествий на север Сибири, а Ричард Бэрд во время зимовки в Антарктиде в 1934 году чуть не стал жертвой неисправности керосинового обогревателя. Бэрд знал, какую опасность представляет моноокись углерода, и поэтому оставлял дверь в свое убежище открытой. Однако после нескольких недель постоянного воздействия угарного газа у него начались жуткие головные боли. Много недель подряд он не мог встать с кровати. Его организм серьезно пострадал. Зимовщики в Благохранимом доме не обладали знаниями Бэрда, но на собственном опыте почувствовали, как опасен угарный газ. Только израсходовав почти все дрова, решились они снова жечь уголь, и то в незначительных количествах, при этом уже понимая, что дымоход нужно держать открытым.

У нас в лагере тоже были небольшие трудности с топливом, но они представляли собой лишь неудобства, а не опасность для жизни. Сегодня утром еще один скачок напряжения от неравномерно работающего генератора закоротил одну из зарядок для аккумуляторов GPS-приемника. Ханс Бонке вынимал аккумуляторный элемент из гнезда, когда в воздух поднялся небольшой клуб дыма, оповестивший о кончине устройства. Мы разобрали зарядку, но расплавленные пластиковые детали не оставляли никаких шансов на ремонт. У нас оставалось еще второе зарядное устройство, которое, как выяснилось, не пострадало, так что мы могли, по крайней мере, пользоваться GPS-приемником. Ханс уже водрузил его на треногу, которую мы пару дней назад установили между нашими палатками. Инструмент, который мы используем, усредняет большое количество измерений, что позволяет увеличить точность с 10–20 метров до 1 сантиметра. Поскольку Ханс занимался документированием археологических находок, у него почти не оставалось времени на длительные спутниковые измерения. Каждое измерение занимает не меньше 10 минут. Согласно первоначальному плану, предполагалось определять положение каждой археологической находки, но от этого пришлось отказаться. Для повседневных задач мы были вынуждены ограничиться мерной рулеткой. На самом деле мы не ожидали, что обнаружим внутри дома так много предметов. Почти целый день я занимался заполнением карточек с данными найденных вещей. Надо было записать, в каком квадрате был найден предмет, из какого материала он сделан и кто его откопал. Потом Ханс относил все находки, упакованные в маленькие пластиковые пакеты, к себе в палатку. Там он рассортировывал вещи по материалам, из которых они изготовлены (металл, керамика, стекло, кожа, органика), описывал и зарисовывал наиболее значимые предметы. При этом мы составляли подробную схему распределения различных предметов и тем самым смогли определить, куда зимовщики выбрасывали мусор, где зимовщики чинили одежду и обувь и как так вышло, что осколки одного горшка оказались разбросаны по всему дому. Как мы знаем по опыту других археологических раскопок, характер распределения предметов обычно отражает последние действия обитателей определенного места. Интуиция подсказывает мне, что это справедливо и в случае с Благохранимым домом, поскольку предметы, которые мы находим, большей частью не втоптаны в землю.

Пока мы не приступили к раскопкам, мы предполагали, что поверхность почвы в доме была полностью перекопана искателями сокровищ за прошедшие 120 лет. Вадим Старков до сих пор считает, что целостность почвы внутри и непосредственно вокруг Благохранимого дома была в значительной степени нарушена экспедицией под руководством Кравченко, попавшей сюда раньше нас. Но я так не думаю, поскольку субстрат цел и невредим и мы постоянно натыкаемся на предметы, которые, как отчетливо видно, лежат на своем месте. Так, например, сам Старков нашел большие фрагменты кожаного башмака: завязки давно истлели, но отдельные части по-прежнему лежали рядом. Найденное мной дно керамической сковороды распалось на куски, но они все располагались на том самом месте, где повар оставил эту сковороду в 1597 году. Большинство находок были покрыты очень плотным слоем мха и почвы. Искатели сокровищ, очевидно, ограничились лежавшими на поверхности крупными предметами. Однако следы некоторых не вполне системных раскопок Кравченко действительно сохранились. С западной стороны дома, непосредственно рядом с западным бревном нижнего венца, видны полуистлевшие слои мохового дерна, поверх которых растет новый мох. Хотя у него не было на то законного разрешения, Кравченко, очевидно, попробовал ткнуть лопатой в грунт тут и там. В обоих своих отчетах он упоминает о вкопанных в грунт столбах, некогда служивших угловыми и промежуточными опорами постройки. Определить назначение этих ныне исчезнувших опор можно было, лишь их раскопав. Возможно, две ямы в земле на севере от Благохранимого дома – тоже дело его рук, но об этом мы можем только догадываться.

Хенк, Рене и Тако, вернувшиеся с прогулки в Ледяную Гавань, с энтузиазмом рассказали, что впервые в жизни видели северных оленей. Тако с помощью «Радио Схевенинген» установил контакт со своим редактором Йосом Госом в Утрехте и передал ему отчет о приключениях последних нескольких дней. Сегодня Дирку исполнилось 47 лет, но все про это забыли, и даже после ужина никто так про это не вспомнил. Тогда он решил сам выступить с важным объявлением. Дирк угостил нас ликером Muier Schipper Bitter с колбасой и сыром на закуску. На этом диком, бесплодном острове, под продувающим до костей ветром мы сидели и пили за здоровье Дирка. Нам было так весело, словно мы собрались на заднем дворе его дома в коммуне Схеллингвауде за дамбой на реке Эй.