В лесах (Книга 2, часть 3)

- Ну, ин я вперед,- сказал Василий Борисыч.

- А ты в лесу-то схоронишься, да обходом к ней, еретице,- возразила Устинья.- Нет, любезный, меня на бобах не проведешь... Вместе пойдем.

- Вот положение!..- осторожно вскликнул Василий Борисыч.- Ох, искушение! И стал он клясться и божиться Устинье всеми клятвами, что не уйдет, не укроется, станет у ней на виду дожидаться ее в опушке перелеска.

Согласилась Устинья, и, весь дорожа от страха, Василий Борисыч спешил впритруску к перелеску. Ходок был плохой, на ноги слабый - одышка беднягу берет, а нечего делать, прибавляет да прибавляет шагу - поскорей бы укрыться от людских взоров. Трусит, идет побежкой, а сам горькую думу раздумывает: "Попутал же меня бес окаянный!.. Связало ж меня с безумной баламотницей!.. Ишь, чертовка, как привязалась!.. Вот они последствия-то какие!.. Не придумаешь, как подобру-поздорову отделаться от окаянной! Ох, искушение!.. А ведь глаз-от какой зоркий у шельмы! Словно прочла на уме!.. Нагрянула беда, что ни дай, ни вынеси! Ну, как в Москву донесется!.. Гусевы, Мартыновы, Досужевы, матушка Пульхерья... Уставщик-от мол наш, книжник-от, девственник-от, постник!.. Ох, искушение!..

А Устинья следом за ним. Мерными шагами, ходко спешит она к перелеску, огнем пышет лицо, искрами брызжут глаза, губы от гнева и ревности так и подергивает. "Коль не мне, никому за тобой не быть!.. Крови твоей напьюсь, а другой не отдам!.. А эту разлучницу, эту змею подколодную!.. Конями ее обвести, зельем опоить, ножом зарезать!.."

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Часа через два по возвращении Василья Борисыча из лесу с Устиньей в передних горницах Патапа Максимыча гости за чаем сидели. Ни матери Манефы, ни соборных стариц, ни Аксиньи Захаровны, на шаг не отходившей от золовки-игуменьи, не было тут. Как ни старалась Устинья Московка попасть в передние горницы, где возлюбленный ее, чего доброго, опять, пожалуй, на хозяйскую дочь глаза пялить начнет,- никак не могла: Манефа приказала ей быть при себе неотлучно... Куда как досадно, куда как горько было это ревнивой каноннице.

Гости из Городца и городские гости уехали - за пуншами только четверо сидело: сам хозяин, кум Иван Григорьич, удельный голова да Василий Борисыч. Рядом в боковуше, за чайным столом, заправляемым Никитишной, сидели Параша, Груня, Фленушка да Марьюшка. У мужчин повелась беседа говорливая, в женской горнице в молчанки играли: Никитишна хлопотала за самоваром. Груня к мужским разговорам молча прислушивалась.Параша дремала, Марьюшка с Фленушкой меж собой перешептывались да тихонько посмеивались.

- Так как же ты, гость дорогой, в Неметчину-то ездил?.. Много, чай, поди было с тобой всяких приключеньев? - говорил Патап Максимыч Василью Борисычу. А тот сидел во образе смирения, учащал воздыхания, имел голову наклонну, сердце покорно, очи долу обращены.

- Много было всяких приключениев,- отвечал он тихим, сладеньким голоском своим.

- Много трудов приял?

- Всего было достаточно,- глубоко вздохнув, ответил Василий Борисыч.Особенно прискорбно было, как ночью кордон мы проходили.

- Город, что ли, какой?- спросил кум Иван Григорьич.

- Какое город! - возразил смиренно Василий Борисыч.- По-нашему сказать граница, рубеж, а по тамошним местам кордоном зовут.

- Что ж такое тут приключилось?- спросил Патап Максимыч.

- Пропуски там крепки, за нашими смотрят строго, у нас же и заграничных пачпортов не было, поехали на божию волю... И набрались же мы тогда страха иудейска,- ответил Василий Борисыч.

- Расскажи, сделай милость. Очень любопытно узнать ваши похожденья,сказал Патап Максимыч. И начал Василий Борисыч свой "проскинитарий" (От греческого - поклоняюсь. Описание путешествия ради поклонения святым местам.):

- Прибыли мы к кордону на самый канун Лазарева воскресенья. Пасха в том году была ранняя, а по тем местам еще на середокрестной реки прошли, на пятой травка по полям зеленела. Из Москвы поехали - мороз был прежестокий, метель, вьюга, а недели через полторы, как добрались до кордона, весна там давно началась...

- Мудреное дело! - удивился Иван Григорьич.

- Такие уж теплые земли господь своею премудростью создал,- наставительно молвил Василий Борисыч и, не дожидаясь ответа, продолжал проскинитарий:Приехали мы в одну деревню, Грозенцы прозывается, версты три от кордона-то будет. Там христолюбец некий проживает, по нашему состоит согласу. То у него и ремесло, что беглых, беспачпортных да нашего брата паломника тайком за кордон переправлять, а оттуда разны товары мимо таможен возить - без пошлины, значит.. И в том первые пособники ему жиды... Переправляют нашего брата не кучей, а в одиночку, и завсегда в ночное время, чтобы, значит, таможенный объезд кого не приметил. Если ж увидят, дело плохое - тотчас музыку тебе на ноги (Кандалы.), да по образу пешего хождения назад в Россию. В одну ночь товарища, с которым я за границу поехал, перевели благополучно, на другую ночь за мною пришли... Ох, искушение!.. Перерядили меня, раба божия, хохлом и повезли в другу деревню, а от той деревни четверти версты до кордона не будет...