В лесах (Книга 2, часть 3)

- А вот как дело было,- начал Василий Борисыч. - Дня через три после того, как приняли нас в монастыре, сидим мы в келарне, беседуем с тамошними отцами. Вдруг входит отец Павел, что митрополита сыскал, лица на нем нет... "Беда, говорит, ищут вас, мандатор гайдуков прислал, стоят у крыльца, ни на шаг не отходят". А мандатор по-ихнему как бы у нас становой, а гайдуки как бы сотские, только страшнее... Я так и присел,ну, думаю, приспел час воли божией - сейчас музыку на ноги да в Москву... Жигарев посмелей меня был, да и пьян же к тому, даром, что страстная, полы в зубы да, не говоря худого слова, мах в окошко... Только крякнул спрыгнувши да, поднявшись, не больно чтоб шибко в монастырский сад пошел... А сад у них большущий да густой - нескоро в том саду человека отыщешь. А у меня смелости нет, с места не могу сдвинуться, ноги как плети, как есть совсем их подкосило... Поглядел в окно - от земли высоко убьешься... Прыгнуть, как Жигарев, пьяному только можно, потому что господь, по своему милосердию, ко всякому пьяному, если только он благочестно в святой вере пребывает, ангела для сохранности и обереганья приставляет... Вот и стою я, ровно к смерти приговорен: в ушах шумит, в глазах зелень, пальцем не могу двинуть - вот что страх-от значит... Не приведи господи!.. "Что, говорю, делать-то буду!" А сам плачу, слово-то насилу вымолвить мог... Отец Павел ублажает: "Поколь гайдуки, говорит, не взошли, надевай клобук да камилавку, подумают - здешний инок, не узнают..." - А после-то как же? - спрашиваю я отца Павла, дрожа от страха,- ведь иночество-то, говорю, не снимают, после этого надо ведь будет постричься..." - "Что ж? - отвечает отец Павел,- за этим дело не станет, завтра ж облечем тебя в ангельский образ..." Что тут делать?.. А у меня никогда и на мыслях не было, чтоб в иночестве жизнь провождать... А делать нечего, одно выбирай: музыку на ноги, либо клобук на голову... А гайдуки уж в сенях. Шумят, там отцы уговаривают их, а они силой в келарню-то рвутся... Решился... Ну, думаю: "Буди, господи, воля твоя..." И уж за камилавку совсем было взялся, да вспомнилось отцу келарю - дай бог ему доброго здоровья и душу спасти,- вспомнилось ему, что из келарного чулана сделана у них лазейка в сад... Меня туда; а лазеечка-то узенькая, хоть из себя я и сухощав, а насилу меня пропихали, весь кафтанец ободрали, и рукам досталось и лицу...

Только что они, господь их спаси, меня пропихали, гайдуки, слышу, в келарне - обыскивают... Я в сад. Забьюсь, думаю, куда подальше, в самую чащу. Пошел, хочу в кусты схорониться, ай кусты-то терновник - руки-то в кровь... Куда идти?..- думаю да по сторонам озираюсь... Глядь, а тут развалющий анбаришка стоит, и оттуда кто-то осторожным, тихим голосом меня призывает, по имени кличет... Смотрю, ан это Жигарев, мой товарищ: и хмель у него соскочил... Забрался и я к нему... "Вот, брат,- говорю ему,- какие последствия-то, а еще в Москве толковали, что здесь свобода..." - Да, да,говорит Жигарев,- надо подобру-поздорову отсюда поскорей восвояси, а главная причина, больно я зашибся, окно-то, дуй его горой, высокое, а под окном дьявол их угораздил кирпичей навалить... С час времени просидели мы в анбаришке, глядим, кто-то через забор лезет... Батюшки светы!.. Гайдуки, должно быть, сад обыскивать... Пришипились мы - ни гугу, а я ни жив ни мертв... А это был от отца Павла паренек по нас послан. Отвел он нас версты за две от монастыря... Совсем уж стемнело, как иноки за нами пришли, "уехали, говорят, гайдуки". Ну, а потом все было спокойно.

- Как же так? - спросил Патап Максимыч. - Известно как,- отвечал Василий Борисыч.- Червончики да карбованцы и в Неметчине свое дело делают. Вы думаете, в чужих-то краях взяток не берут? Почище наших лупят... Да. Только слава одна, что немцы честный народ, а по правде сказать, хуже наших становых... Право слово... Перед богом - не лгу.

- Все, видно, под одним солнышком ходим - по всем, видно, странам кривда правду передолила,- заметил кум Иван Григорьич.

- Именно так,- со вздохом подтвердил Василий Борисыч.

- Так за этим страхом ты, гость дорогой, совсем было в преподобные угодил,- смеялся Патап Максимыч.

- Вот дела так дела!.. А не хотелось? - примолвил он, подмигнув Василью Борисычу и прищурясь на левый глаз.

- Призвания свыше на то не имею,- смиренно склонив голову, с покорностью ответил Василий Борисыч.

- И хорошо, по-моему, что не имеешь того призвания,-сказал Патап Максимыч.- Что это за иночество, что это за келейное наше старчество?.. Одно пустое дело... Послушай только, чего не плетут у нас на Керженце старцы да келейницы... В Оленевском скиту старица была, не то Минадора, не то Нимфодора - шут ее знает,- та все проповедовала, что господь всякого человека монашеского ради жития создал... И многие ее вранье слушали да сдуру-то еще похваливали... Могла ли этакое слово дурища Нимфодора сказать, когда сам господь повелел людям плодиться и множиться... Так ли?.. Ведь повелел?