- Лазить не лазил, а знаю, что у тебя на уме,- молвил саратовец.
- Экой прозорливец какой выискался! - пошутил Василий Борисыч.
- Да ты не смейся. В самом деле я прозорливец,- молвил Семен Петрович.Хочешь скажу, что будет с тобой?
- Ишь пророк какой! - отшучивался Василий Борисыч.
- Пророк не пророк, а отгадчик,- молвил саратовец.- Хочешь аль нет? Сейчас могу сказать, что по скорости будет с тобой.
- Что ж такое будет со мной?
- Быть тебе, Васенька, битому, быть тебе, голубчик, колоченному,- с усмешкой сказал Семен Петрович.- О том, как бить тебя станут, ты теперь и задумался... Правду аль нет говорю?.. Ну-ка, скажи, только смотри, уговор пуще денег, не вертись, не отлынивай, сказывай всю правду... Что у тебя на мыслях лежит?.. Побоев боишься?.. Трусишь?.. Так ли?..
Смутился Василий Борисыч, молвил про себя: "Ох, искушение!" Но не успел еще слова сказать, как саратовец молвил:
- А битому быть от Патапа Максимыча. Побледнел Василий Борисыч, смутился, хотел что-то сказать, раскрыл рот, да так и остался. Не сходят слова с языка.
- А битому быть за Прасковью Патаповну,- усмехаясь, продолжал Семен Петрович.
Не ответил московский посланник. Совсем у него на уме помутилось. Думает и не может придумать, откуда саратовец его тайну узнал...
- А что, Васенька? Хорошо с девицами на Китеж ездить? - прищурив глаза, с усмешкой спросил Семен Петрович.
Тот завертелся на стуле, кругом стал оглядываться, ровно что потерял.
- А весело, через болото по кладкам идучи, середь бела дня целоваться с девицами?
Впился глазами в саратовца Василий Борисыч, от изумленья слова не может сказать.
- Весело в Улангере ночью в лесочке гулять? - сказал, наконец, Семен Петрович, хлопнув по плечу приятеля.
- Ох, искушение! - только и мог промолвить обомлевший Василий Борисыч.
- Что скажешь?.. Умею пророчить?.. Узнал, что на мыслях?..- продолжал саратовец.
- Да с чего ты взял?.. Сорока, что ль, на хвосте вести тебе принесла?..после недолгого молчанья сказал Василий Борисыч.
- Не сорока на хвосте принесла, верные люди сказали,- молвил Семен Петрович.- Нечего таиться, Васенька! Сам видишь, что знаю твои похожденья. Лучше сознайся, да вдвоем по-приятельски посудим-порядим, как поздоровей из беды тебе вылезть. Ум хорошо, а два лучше того.
- Да нет, нет...- заговорил вконец растерявшийся московский посланник.- Ты прежде скажи - как это?..
И не договорил.
- Ну что: "как это"? - спросил саратовец.
- Да как это?.. Ох, искушение! Да что ж это в самом деле?.. Скажи на милость, кто говорил?.. Скажи, Семенушка, пожалуйста скажи...
- Кто бы ни говорил,- молвил Семен Петрович.- Не в том сила, кто про твои похожденья мне сказывал, а в том, как пособить, что посоветовать, как бы полегче из беды выпутаться. Вот что. Патап-от Чапурин зверь зверем. Дойдут до него слухи, что с тобой он поделает?
- Медведь! - со вздохом и сердечным содроганьем промолвил Василий Борисыч.
- Истинно так,- подхватил саратовец.- А знаешь, как медведь в лесу дуги гнет? Гнет - не парит, переломит - не тужит. Так и он. Ты не смотри, что ласков он до тебя, не гляди, что возлюбил тебя. Разведает про дочку, мигнуть не успеешь - на другой салтык поворотит. Тогда держись только.
- Ох, искушение! - в сильной тревоге глубоко вздохнул Василий Борисыч.
- Знаешь что, Васенька? - сказал ему Семен Петрович.- По моему рассужденью, лучше б тебе как можно скорей повенчаться с Прасковьей Патаповной... Ей-богу!..
Вот бы покаместь я не уехал да Самоквасов Петр Степаныч здесь... Валяй, Васютка, женись! Мы бы тебе помогли самокрутку сыграть... Живой бы рукой все обладили... После бы век не знал, как и благодарить нас... Право, подумай-ка, Васенька!
- Потчевали уж меня этим,- чуть слышно промолвил Василий Борисыч.
- А коли потчевали, так нечего и раздумывать,- сказал саратовец.- Благо же пост отошел, венчаться можно... Что попусту время тянуть?.. Давай-ка примемся за дело. Право, мы с Петром Степанычем разом бы тебя окрутили. А после с богатой женой стал бы ты жить-поживать да нас поминать. Не всякому, друг любезный, такое дерево удается склонить!.. То подумай, что одна дочь у отца. А денег-то у него да всякого именья, что у любого вашего московского туза. По времени все твое будет. Живи тогда во всякое свое удовольствие!
- Ох, Семенушка, и подумать-то страшно,- дрожащим голосом, чуть не со слезами промолвил Василий Борисыч.- Нешто ты думаешь спустит он, хоша и женюсь на Прасковье? Он ее, поди, за первостатейного какого-нибудь прочил... Все дело испорчу ему, замыслы нарушу... Живого в землю закопает. Сам говоришь, что зверь, медведь...
- Ну, в землю-то он тебя не закопает,- усмехнулся Семен Петрович.- Побить побьет - без этого нельзя, а после все-таки смилуется, потому что ведь одна у него дочь-то. Пожалеет тоже! Своя кровь, свое рожденье! Да и тебя, как видно, он возлюбил...