- Невдогад мне было, Флена Васильевна. Простите великодушно,- молвил Василий Борисыч.- Услыхал ваши голоса, захотелось маленько ночным делом побеседовать.
- Так вам и поверили! - возразила Фленушка, отодвигаясь от Параши и давая возле нее место Василью Борисычу.- Не беседу с нами хотелось вам беседовать, захотелось подслушать, о чем меж собой девицы говорят по тайности. Знаем мы вас!
- И на ум не вспадало мне, Флена Васильевна,- уверял Василий Борисыч, но Фленушка верить ему не хотела.
Подсел на лужке возле Параши Василий Борисыч. Фленушка за темнотой не видала,- а и увидела, так в сторонку бы отвернулась,- как Василий Борисыч взял Парашу за руку и страстно пожал ее. Параша тем же ему ответила.
Фленушка одна говорит. Тарантит, ровно сойка (Сойка - лесная птица. Corvus glandarius.), бьет языком, ровно шерстобит струной. Василий Борисыч с Парашей помалчивают. А ночь темней и темней надвигается, а в воздухе свежей и свежей.
- Холодно что-то! - оборвав рассказ, молвила Фленушка.- Сем-ка пойду да надену платок шерстяной. И тебе, Параша, захвачу. Вы подождите, я тотчас.
И убежала. А Василий Борисыч один под ночным покровом с Парашей остался.
Не казалось им холодно, хоть с каждой минутой ночь сильнее свежела.
Воротилась Фленушка с Парашиным платком не тотчас, как обещала, а через добрые полчаса.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Накануне Казанской мать Манефа с уставщицей Аркадией и с двумя соборными старицами в Шарпан поехала. Старшею в обители осталась мать Виринея, игуменскую келью Манефа на Фленушку покинула, но для виду, не остались бы молодые девицы без призора старших, соборную старицу Никанору благословила у себя домовничать.
За день до отъезда Манефы Петр Степаныч Самоквасов ездил в ближний городок за каким-то делом. Как ни пытала любопытная мать Таисея, что за дела у него там объявились, не могла от гостя толку добиться. Перед тем как ехать ему, он, запершись в светелке, долго о чем-то толковал с Семеном Петровичем. Очень хотелось матушке Таисее подслушать их разговор, притаилась сбоку светлицы, но, сколько ни прикладывалась ухом к стене, ничего не могла расслышать. Только и слышен был раздававшийся по временам громкий, закатистый хохот Петра Степаныча. Когда он садился в тележку, Таисея не вытерпела, снова полюбопытствовала, заботливо спрашивая, за какими делами так спешно он снарядился, но не дождалась ответа. Спросила, когда ожидать гостя обратно. "Завтра к вечеру буду",- он отвечал.
Только что съехал с двора Самоквасов, Семен Петрович в Манефину обитель пошел и там весь день не разлучался с Васильем Борисычем, шагу не отступал от него.
* * *
Под вечер, накануне Манефина отъезда, в ее келье сидели за чаем, поджидая Василья Борисыча. Фленушка сказала Манефе:
- Ладно ль будет, матушка, Василий-от Борисыч без вас один с нами останется?
- А что? - спросила Манефа.
- Знаете, что за народ вокруг нас живет,- молвила Фленушка.- Чего не наплетут... Мне-то наплевать, ко мне не пристанет, а вот насчет Параши. Патап-от Максимыч не стал бы гневаться.
- И впрямь, Фленушка,- сказала Манефа.- Хоть ничего худого от того случиться не может, а насчет братца, подлинно, что это ему не гораздо покажется... Жалует он Василья Борисыча, однако ж на это надеяться нечего... Как же бы нам это уладить?.. День-от пускай бы он и с вами сидел, ночевать-то куда бы?.. Разве в Таифину келью али в домик Марьи Гавриловны.
- Пожалуй, хоть к Марье Гавриловне, там же перед гостинами Патапа Максимыча все припасено для мужского ночлега,- молвила Фленушка.
- И хорошее дело,- согласилась Манефа.- Так и скажу ему. Человек он разумный, не поскорбит, сам поймет, что на эти дни ему в светелке у нас проживать не годится.
- А еще бы лучше на это время ему куда-нибудь в другую обитель перейти,заметила Фленушка.- Тогда смотницы что ни благовести - веры не будет им. И насчет Патапа Максимыча было бы не в пример спокойнее.
- Так-то оно так,- сказала Манефа.- Да как же это сделать? Не к Рассохиным же его... Больно уж там пьяно - матушка-то Досифея с Петрова дня опять закурила... Разговелась, сердечная!.. Невозможно к ней Василья Борисыча!.. Оскорбится.
- Зачем к Рассохиным? Опричь Рассохиных, место найдется,- молвила Фленушка.
- Где найдется? - возразила Манефа.- Ведь его надо в хорошую обитель пристроить, не там, где гульба да пьянство, а на ужине, опричь хлеба куска, и на стол ничего не кладут...
- К Бояркиным,- подхватила Фленушка.- Матушка же Таисея в Шарпан не поедет. Чего лучше?.. И она бы с радостью, и ему б не в обиду...
- Места нет у Таисеюшки. У них всего-на-все одна светелка, и в той гости теперь,- сказала Манефа.
- Эти дни можно там и Василью Борисычу жить,- ответила Фленушка.Самоквасов куда-то уехал, один Семен Петрович остался, а он Василью Борисычу дружок. В тягость один другому не будут.
- Куда Петр-от Степаныч отправился? - спросила Манефа.- И не сказался ведь, не простился... Экой какой!.. А мне до него еще дельце есть, да и письмо бы надобно с ним отослать.