В лесу

– Знаю, мама, – ответил я. – Все вы правильно сделали. – И, с облегчением убежавшего от опасности счастливчика, я улизнул в гостиную смотреть вместе с отцом “Коломбо”.

* * *

– Как на работе дела? – спросил отец во время рекламы.

Он нашарил на диване пульт и убавил звук телевизора.

– Отлично, – ответил я.

На экране карапуз, сидя на унитазе, возмущенно спорил с зеленым рисованным чудищем, которое выросло из испарений.

– Хороший ты у нас парень, – сказал отец, завороженно глядя на экран. Он отхлебнул “Гиннесса”. – Ты всегда был хорошим пареньком.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Готовясь к сегодняшней нашей встрече, они с матерью явно меня обсуждали, хотя по какому поводу – ума не приложу.

– И на работе вообще все нормально?

– Да. Отлично.

– Ну и хорошо, – кивнул отец и снова прибавил громкость.

* * *

Домой я вернулся около восьми. Прошел на кухню, чтобы соорудить себе бутерброд с ветчиной и принадлежащим Хизер низкокалорийным сыром – в магазин заскочить я забыл. От “Гиннесса” живот у меня раздуло, я не бог весть какой любитель пива, но если я прошу еще чего-нибудь, отец начинает переживать – он уверен, что мужчина, который предпочитает чего покрепче, либо тайный алкоголик, либо тайный гей. Мне почему-то пришло в голову, что если поем, то это поможет – пища впитает пиво, и мне полегчает. Хизер сидела в гостиной. Вечер воскресенья она называет “время для себя”. Оно предполагает просмотр “Секса в большом городе”, манипуляции с кучей самых разнообразных мазилок и перемещения из ванной в гостиную и обратно с непреклонно-решительным видом.

Пискнул мой телефон. Сообщение от Кэсси: “Подкинь меня завтра до суда. Марафет + тележка для гольфа = марафет псу под хвост”.

– Вот отстой! – воскликнул я.

Совсем забыл про дело Кэвэно. Примерно год назад в Лимерике при ограблении до смерти избили старушку, и завтра утром нам с Кэсси предстояло давать показания в суде. Обвинитель известил нас об этом заранее, и в пятницу мы еще раз напомнили друг другу о судебном заседании, и все равно я умудрился благополучно забыть.

– Что случилось? – Хизер устремилась ко мне из гостиной в надежде поболтать.

Я сунул сыр обратно в холодильник и захлопнул дверцу, хотя толку-то: Хизер до миллиметра помнит, сколько чего она съела, и как-то раз, когда я спьяну помыл руки ее органическим мылом, Хизер ходила обиженная, пока я не купил ей новый кусок.

– Ты как? – В халате, с головой, обмотанной чем-то наподобие пищевой пленки, она источала химически-цветочные ароматы, от которых у меня сразу же разболелась голова.

– Все в порядке, спасибо. – Я нажал “ответить” и написал: “А у меня есть выбор? Увидимся в 8:30”. – Просто забыл, что мне завтра в суд надо.

– Ой-ой-ой. – Глаза у Хизер расширились. На ногтях у нее блестел свежий бледно-розовый лак, и Хизер махала руками, чтобы побыстрее высох. – Хочешь, помогу тебе подготовиться? Просмотрим вместе документы или еще что-нибудь.

– Нет, спасибо.

Вообще-то у меня и документов-то не было. То есть они были, но где-то на работе. Я подумал, что надо бы съездить за ними, но чувствовал, что еще до конца не протрезвел.

– А-а. Ну ладно. – Хизер подула на ногти и посмотрела на мой бутерброд: – Ой, а ты в магазин заехал? Помнишь, что твоя очередь средство для мытья унитаза покупать?

– Завтра куплю, – пообещал я и с телефоном в одной руке и бутербродом в другой направился к себе в комнату.

– А-а. Ну да, до завтра подождет. Это что, мой сыр?

Наконец я избавился от Хизер – правда, не без труда – и сжевал бутерброд, вот только последствия “Гиннесса” он, чего и следовало ожидать, не сгладил. Потом, руководствуясь той же логикой, налил себе водки с тоником и, плюхнувшись на кровать, принялся вспоминать дело Кэвэно.

Сосредоточиться не получалось. Память подсовывала мне второстепенные детали, отчетливые, но бесполезные, – блестящая красная фигурка Христа в гостиной жертвы, сальные патлы двух подростков-убийц, жуткая рана на голове, заляпанные обои в цветочек в дешевой гостинице, где остановились мы с Кэсси, – но ни единого важного факта вспомнить не удавалось. Ни как мы поймали преступников, ни признались ли они в убийстве, ни что именно они украли. Даже их имен. Я встал и прошелся по комнате, высунулся в окно и вдохнул свежего воздуха, но чем усерднее я старался вспомнить, тем хуже работала память. Спустя некоторое время я уже сомневался, как именно звали жертву, Филомена или Фионнуэла, хотя всего часом-другим ранее я выдал бы ее имя не задумываясь (Филомена Мэри Бриджет).

Я был в растерянности. Прежде ничего подобного со мной не случалось. Без ложной скромности скажу, что я всегда отличался на удивление хорошей памятью, точь-в-точь попугай, который запоминает и выдает огромные объемы информации, не понимая ее. Эта способность позволила мне сдать на пятерки выпускные экзамены, и именно поэтому я и не расстроился, обнаружив, что у меня нет при себе документов, – я и раньше их пару раз забывал, и меня ни разу на этом не поймали.