Аленка много зелий знает, думает: что-нибудь да найдется интересное для обезьяны, вот и пригласила его на корабль, ознакомится со своим богатством.
А на ладье выяснилось, что все эти зелья даосу знакомы. То есть, может быть, другие травы и коренья используются, да эффект все тот же достигается. Нечего Аленке предложить взамен. Только слышит, шепчет ладья:
– Предложи ему липовых куколок.
– Каких-таких куколок? – интересуется обезьяна-даос, которая то ли по своему уму, то ли из-за серебряной пилюли за щекой превосходно ладью понимает.
И рассказала Аленка историю про липовых куколок, как они появились, как танцевали вдвоем и как вдвоем же умерли.
– А я, – говорит ладья, – могу в точности научить тебя, как вдохнуть в куколок жизнь.
– Это печальное знание, – говорит обезьяна-даос. – Не знаю даже, смогу ли я пустить его в дело. Однако сама эта история так поучительна, что отдам я за нее пилюлю. – Вынул пилюлю из-за щеки, отдал Аленке и растаял (даосы это умеют). Аленка долго потом пилюлю с уксусом и кипятком чистила, чуть кожу на руках не ободрала. Вроде умная девка, а обезьяны брезгует.
– Рыба тут, – проворчал орлан, наблюдая, как Аленка чистит пилюлю, – костлявая ужасно. Может, в Японии получше будет. Ведь что может быть важнее рыбы!
Путь смерти
Настоящий писатель, тот, который пишет большие исторические романы, посвятил бы глав семь тому, как Аленка блуждала по Японии, вернее говоря, по великой Ниппон, как искала нужный дом, несколько раз ошибалась, потом нашла, перекинулась в мальчишку-прислужника, пробралась на конюшню, убедила несговорчивого коня раскрыть ей тайну самураев, не боящихся смерти. Но я не настоящий писатель – я сказочница, а сказки, как известно, сказывают, вовсе не пишут.
Поэтому я сразу обращусь к тому моменту, как очень серьезная Аленка вернулась к ладье и с выражением зачитала то, о чем поведал ей самурайский конь.
" Все мы желаем жить, и поэтому неудивительно, что каждый пытается найти
оправдание, чтобы не умирать. Но если человек не достиг цели и продолжает
жить, он проявляет малодушие. Он поступает недостойно. Если же он не достиг
цели и умер, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но в этом нет
ничего постыдного. Такая смерть есть Путь Самурая. Если каждое утро и каждый
вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело
уже умерло, ты станешь подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет
безупречной, и ты преуспеешь на своем поприще."
(Перевод Котенко Р.В., Мищенко А.А.)
На краткий миг воцарилось молчание, которое прервал орлан:
– Я все понял! – воскликнул он в волнении. – У человека, у животного, у птицы должно быть предназначение в жизни, его цель. И когда она есть, смерть не важна. Для чего я жил? Ради рыбы. И вот я попробовал рыбу в тысяче разных мест (кстати сказать, здесь она какая-то кисловатая), и понял одно – самая вкусная рыба ловится в месте, где я родился. Значит, я достиг своей цели. Теперь мне следует умереть!
И орлан сложил крылья, закрыл глаза и грохнулся на палубу. Аленка ахнула. Ладья была потрясена. Они обе уже привыкли к неугомонной птице и ее дурацкой присказке "А что может быть важнее рыбы?". Они было приготовились проливать обильные слезы, как вдруг орлан пошевелился, встал на лапы, подошел к краю палубы, бросился с борта вниз и тут же стремительно набрал высоту и гордо прокричал сверху:
– Крылья! Крылья важнее рыбы! Полет важнее всех рыб на свете! Летать – вот мое призвание!
Покружил над мачтами и скрылся за облаками, не попрощавшись. Все-таки он был порядочный нахал, этот орлан!
Кицунэ
Аленка решила задержаться в удивительной стране Ниппон подольше. Тем более, что даосская серебряная пилюля, как оказалось, имела еще одно волшебное свойство. Она делала понятными непонятные явления жизни японцев. Вот скажет тебе кто "сёдзи", и ты сразу представляешь сетчатые перегородки из дерева и бумаги, которыми комнаты разделяют. Очень полезная оказалась пилюля!
Но в одном она не могла помочь. Аленка страдала по русскому хлебу, ноздреватому, черному, с горбушечкой. По горшку доброй каши, гречневой или пшенной, с лучком, чесночком, с душистым салом, хорошо пропаренной в печке, страдала она. Запасы на ладье подошли к концу, и приходилось питаться местным рисом, рыбой и всякими, прости господи, ика – осьминогами.
И вот как-то гуляла Аленка в мужском обличьи по узким улицам старого города, думала, не пора ли уже возвращаться домой. Как вдруг услыхала за углом тихий плач. Подошла посмотреть, а там сидит на приступочке девушка-красавица в нарядном кимоно, глаза рукавом закрывает и всхлипывает.
– Что за беда у тебя, девица? – спросила Аленка.
Та подняла глаза, и такие то были беззащитные глаза, что сразу захотелось незнакомку обогреть и обиходить. Аленка было собралась это сделать, как вдруг глаза превратились в щелочки и красавица рассмеялась.