В лесу, на море, в небесах. Подлинная история избушки на курьих ножках

Дровосек накупил на ярмарке подарков и возвращается домой веселый, и, конечно, совсем забыл про песню-то. Подошел к дому, взглянул в окно – а там жуткая ведьма с зелеными волосами в котле какую-то бурую бурду варит, а рядом с ней такой же жуткий трольчонок играет.

– Что это, мама, – говорит тролльчонок, – вроде как человечески духом запахло?

– А это наш отец, – отвечает ему ведьма, – домой потихоньку вернулся и за нами подглядывает.

А дальше я вам рассказывать не буду. Дальше жалостливо, – обрывает сказку ладья.

– Расскажи, расскажи, – просят дети.

– А что рассказывать, – решительно завершает Аленка, – схватил он топор и порешил и ведьму лесную, и тролльчонка.

– Жалостно, – вздыхает ладья.

– Нечего жалеть, – заявляет Серега, – что их жалеть, ведьм всяких. От них одно зло.

– Между прочим, – наставительно говорит ладья, – не так давно я сама была избушкой на курьих ножках, а Аленка – бабой-ягой. И никому от нас зла никакого не было.

– И Иванов-царевичей я в печку не сажала, – добавляет Аленка с усмешкой, – Да и не было их в округе, Иванов-царевичей, одни Иваны-дураки.

Джек и бобовое зерно

В другой вечер ладья рассказывает.

Жила-была в старой – доброй Англии молочница и был у нее смышленый сын по имени Джек (Яков по-нашему). И вот как-то одна из коров перестала давать молоко, и решила хозяйка ее продать. Позвала Джека и говорит ему:

– Сынок, сведи корову на ярмарку и продай. Да смотри, не продешеви.

Ведет Джек корову, песенку напевает, беспечно палкой постукивает. Вдруг навстречу ему прохожий незнакомец:

– Продай, мол, парень, корову. А только нет у меня денег, но есть пять волшебных бобов. Придешь домой, посади их в землю, и они принесут тебе огромное богатство. Джек смекает себе: денег всегда заработать можно, а волшебные бобы – большая диковина. Ну, и сменял корову.

Дома, конечно, получил от матери. И раззявой-то она его назвала, и дурачком, и простофилей. Но Джек веру в людей не потерял и тем же вечером закопал бобы во дворе. Проснулся утром от крика матери., выбежал на двор посмотреть, что случилось, – и обомлел. Посреди двора вьется бобовый стебель с хороший дуб толщиной, а вершина его теряется в облаках.

– Полно орать, – говорит он матери, – слазаю-ка я посмотрю, что там наверху. Если таков стебель, каковы должны быть стручки!– И полез. Долго ли, коротко ли, долез до облаков. Поднялся еще выше и попал в облачную деревню. Только живут там не обыкновенные люди, а великаны.

Великаны его встретили честь по чести, в гости позвали, за стол посадили, потчуют-угощают. Только Джека страх взял. Втемяшилось ему в башку, что его сейчас съедят. Поэтому он придумал хитрость: стал потихоньку пазуху набивать колбасами да кусками окорока. А как набил себе огромное пузо, говорит:

– Что-то я объелся, ничего не лезет больше.

– Так пойди, поспи, – говорит ему великан.

– Нут, я лучше вспорю себе брюхо и выну всю еду, и тогда снова смогу есть, – говорит Джек, хватает нож и режет на себе рубашку. Оттуда посыпались колбасы и окорока. Джек-то надеялся, что глупый великан вслед за ним сам себе брюхо пороть станет и зарежется. А великан знай себе смеется.

– Ну, говорит, потешил ты меня, Джек. В жизни не видел, чтоб человек сам себе брюхо взрезал, чтоб побольше еды в него набить. Ты что думаешь, я холстину от кожи отличить не могу?

– Ну, раз ты меня так потешил, – продолжает великан, – подарю тебе целый золотой. И еще посмеюсь, наблюдая, как ты его на себе до земли тащить будешь.

А золотой-то великанский! В нем верный пуд весу будет. Но Джек не сплоховал. Снял рубаху – ведь все равно резаная уже – располосовал ее на ленты, обвязал монету крест-накрест и привязал себе на спину. Так и полез вниз. Еле долез, правда.

А бобовый стебель на следующий день высох и обломился. Так больше Джек и не попал к великанам. Да и не надо было: золотого и ему, и его детям,, и внукам, и правнукам хватило.

– Я вот думаю, – заметила Аленка, – как он этот золотой в ход пустил, и как от шерифов и баронов богатство уберег?

– А он был волшебный, – не растерялась ладья, – тратить его мог только тот, кому его подарили. В ход пустил просто – отколупывал понемножку. Золото, оно мягкое.

– Не верю я, что дармовое золото может счастье принести, – отрезала Аленка. – А теперь пора спать.

Горшок золота

Как прилетели в Ирландию, Аленка сделалась какая-то не такая. Какая-то веселая и легкомысленная сделалась. Ладья на нее ворчала понемногу, пытаясь привести в обычную строгость, но не очень-то у нее получалось. А в субботу Аленка надела клетчатую зеленую юбку, нарядную блузку, всю в кружеве, и ушла куда-то. Да что ушла – убежала!

– На танцы убежала, – неодобрительно объяснила детям ладья, – теперь только к ночи будет!

– А что она танцует?

– Да все танцует: и джигу, и рил, и хорнпайп. Ишь ведь, и запасные башмаки с собой взяла, и мягкие туфли не забыла. А я тут волнуйся весь вечер, как она там. Ирландия эта – ох, и опасная страна. Тут всякое бывает. Да вот взять хоть лепреконов.

– Каких лепреконов? – хором спрашивают дети.