В лесу, на море, в небесах. Подлинная история избушки на курьих ножках

На острове ребята вынули кусок земли вместе с травами, аккуратно вынули, чтобы корни не повредить, и положили в специальный кипарисовый ящик. А Аленка тем временем купила у крестьян местного оливкового масла и сладкого итакского меда.

Вернувшись на ладью, они водрузили ящик с травой на корму, хорошенько закрепили его, а бортики смазали медом и маслом. Теперь, где бы не скитался данаец, учует он запах родной земли и примчится к летучей ладье, – так рассуждала Аленка.

И отправилась по своим делам. Свои дела вели ее в Южную Америку, где хотела она показать воспитанникам знаменитую Амазонскую парароку, когда могучий океан врывается в устье реки, и все сметая на своем пути, преодолевая сопротивление пресной воды, поднимается на 3000 километров вверх по течению. Еще хотела она удивить детей гигантскими пирамидами Майя и рисунками, которыми покрыто плато Наска. Почти все удалось Аленке, и ребят поразила широкая бурная Амазонка. Но парароки они не увидали. Видно, Аленка была сильно занята какими-то своими мыслями и забыла, что парарока случается только между февралем и мартом. Зато не забывала она каждое утро доставать итакийские масло и мед и промазывать бортики кипарисового ящика. Не забывала и каждый вечер поливать итакийскую землю, и трава росла бурно, и вскоре зацвела.

Встреча с данайцем

В июле это случилось, кода зной возле Красного моря так тяжек, что хочется облить простыню ледяной водой, закутать в нее голое тело и ходить так по палубе. Но Иринка держится. Не снимает ситцевое платье, не скидывает ботиночки козловой кожи. Даже чулки не снимает. "Матрос должен стойко выдерживать тяготы походной жизни," – говорит тетя Аленка, и девочка старается – выдерживает.

– Что это ты грустная такая? – спрашивает ладья, от которой нигде не скрыться – она повсюду.

– Летучего данайца жалко. Тетя Алена говорит, что он три тысячи лет по миру скитается. Представляешь себе, три тысячи лет не видеть родины, летать без остановки? Плохо ему, поди.

– Может, привык, – холодно замечает ладья. – По мне так почто его жалеть, аспида? Он нашего Иванушку уволок.

– Все равно жалко, – не сдается Иринка, и тут раздается крик со смотровой площадки, на которой угнездился Серега:

– Корабль справа по борту!

И все бросаются к правому борту, только Аленка стоит на месте, крепко держит штурвал, да Серега не слезает с мачты – он – вперед смотрящий, на своем месте оставаться должен.

Да, это летучий данаец, потемневший от времени, с двумя косыми парусами, с двумя рядами весел, с одним-единственным человеком на борту. Стоит у рулевого рычага мужчина в тунике, весь заросший бородой, волосы спускаются ниже лопаток.

– Иванушка, – ахает ладья, и тут корабли сходятся борт о борт, и вскипает волшебная музыка, точь-в-точь словно кто-то играет на арфе с серебряными струнами.

И кажется, сейчас опять погрузится летучая ладья и все, кто на ней, в сонное оцепенение. Но вдруг сверху раздается хулиганский свист, и тут же набирает силу волна новых звуков: Серега свистит, засунув два пальца в рот, Иринка дудит в детский рожок, кот Василий орет самые выдающиеся мартовские песни, а кенар Рико страдальчески морщится, но возит клювом о прутья клетки. И эта какофония забивает волшебную музыку, постепенно серебряные струны гаснут и замолкают.

А Аленка спокойно идет в кают-компанию и возвращается с диковиной в руках – это фонограф, удивительная машина, которая сама может звуки издавать. Фонограф заведен, и вот уже над морем раздается какая-то нелепая шансонетка. Обитатели ладьи прекращают шуметь, а Иринка встает рядом с фонографом, чтобы следить за заводом.

– Нет такой гармонии, которую не может разрушить модная песенка, – удовлетворенно замечает Аленка, подбирает юбку и перелезает на летучий данаец.

Иван все это время смотрел на ладью невидящим взглядом и, когда Аленка подошла к нему и сказала: "Ну, здравствуй, Иван", – в ответ с трудом разлепил губы:

– Здравствуй, Аленка. Если это не сон. А то я здесь уже не могу отличить явь ото сна.

– Пойдем со мной, Иван.

– Не могу, корабль не пускает.

И точно, босые Ивановы ноги словно вросли в доски палубы.

– Как же ты тут живешь, что ешь-пьешь? – удивляется Аленка.

– Да так-то я ходить могу. Это он сейчас вцепился. В трюме полно припасов. Мясо вяленое, вино в мехах, лук и фиги. Только безвкусные они, словно прах земной ем. Правда, сытные.

– И на что ты летучему данайцу нужен? – задает главный вопрос Аленка

– Надеется, что я помогу найти Итаку. Я ведь не проклятый.

Аленка вздыхает:

– А ты уверен, что проклятье есть? Может, выдумки это все?

– Да я сам видел Посейдона того, – горячится Иван, – высунулся из моря по пояс и грозил нам трезубцем.

Мало-помалу из разговора выяснилось, что ходит летучий данаец по всей земле, но как-то странно ходит – только над морями и реками, над землей ни-ни. Говорит иногда с Иваном, но точно нехотя. И словно сам уклоняется от границ Ионийского моря. Сколько раз пробовал его Иван подвести к Греческим островам, а данаец будто не хочет, не слушает руля, сворачивает в сторону.