В лесу, на море, в небесах. Подлинная история избушки на курьих ножках

– Да нечисть местная. Весь такой маленький, ростом вон с тебя, Серега. Одет, как щеголь, во все зеленое. А левый башмак всегда с дырой. Накопит такой лепрекон золота и зарывает его в тайном месте. Еще, говорят, желания выполняет. Врут, поди. Так вот, пока я вечерами тут Аленку с танцев дожидалась, я керосиновую лампу в кают-компании зажигала. И все тут было видно, как на ладони. И дерево наше монетное тоже видно. На него, конечно, заклятье наложено, и людям оно кажется вроде герани. Но супротив лепрекона такой морок не выстоит. В общем, заявился он раз к Аленке и говорит:

– Прекрасная леди! Предлагаю взаимный обмен. Я исполню три Ваших желания, а Вы вырастите мне такое же дерево, только с золотыми монетами.

Аленка посмеялась да и послала его подальше.

А он не отстает. На следующий день заявляется, весь разукрашенный (а левый башмак все равно с дырой) и зовет Аленку замуж.

– Все, – говорит, – мое имущество будет нашим общим, и сердце мое станет принадлежать Вам.

Аленка опять прогнала его вон.

Так он что удумал! В ту же ночь прокрался к Аленке в каюту (а она как раз допоздна зелье варила, и задремала) и стал к ней с объятьями да с поцелуями лезть. Ну, тут Аленка осерчала. Схватила половник, которым отвары в котле мешает, и стукнула ему прямо в лоб. Да еще сказала при этом:

– Чтоб ты навек забыл, где горшок свой зарыл.

– И что? – глаза у детей сверкают от любопытства.

– Забыл! С тех пор, каждый раз, как мы тут, заходит к нам и смиренно просит снять проклятье.

Тайна

Летучая ладья ходит между странами, у Сереги и Иринки добавляется знаний, и все вроде хорошо, но… Но есть у ладьи с Аленкой какая-то тайна. Первым Сергей почуял странное. Вот возьмем учебники. Лет по двенадцать им, и по ним явно уже учились. Где рожица на полях нарисована, где теорема подчеркнута, где решение карандашом начерчено. Карандаш, правда, стерт потом, но следы остались. Опять же игрушки: у сестры все куклы новые, а вот у брата сабельки и ружья, видно, что пользованные. Верхняя одежда тоже ношеная. И еще… Ладья нет-нет да и проговорится. Ясно стало Сереге, что жил здесь до него еще один мальчик. Поделился он своим знанием с Иринкой, та предложила:

– Давай прямо спросим. Тетя Алена хорошая, она расскажет.

– А почему тогда сразу не рассказала? – Загадка.

В общем, положили ждать до зимы. А зима скорехонько настала. Вот уже и сочельник скоро. Набрался храбрости Серега и в один из вечеров, когда Аленка сидела в кресле с котом Василием на руках, сказал:

– Тетя Алена, – кстати, ребята так и не приучились звать Аленку Аленкой, – мы ведь все знаем. Здесь до нас жил другой мальчик, лет двенадцать назад. Что с ним случилось?

Аленка не ответила. Не ответила и ладья. Лишь канарейка озабоченно пискнула:

– Мы про него не вспоминаем.

– Отчего ж не вспоминаем, – вдруг раздался ясный голос колдуньи, – самое время вспомнить. Был у меня воспитанник до вас, и звали его Иваном. Подобрала я его на Лиговке. Он у собора песни распевал и подворовывал, конечно, когда удавалось. Вот так же, как и вы, он во мне женщину под мороком распознал, и так же, как и вы, согласился быть моим учеником. Позднее сам признался, что начитался Рокамболя и хотел стать знаменитым авантюристом. Но как попробовал морской жизни, открылось у него настоящее призвание. Всю корабельную науку он знал назубок, к зельям же и прочему колдовству сердце у него совсем не лежало. Даже полет его не так увлекал, как мореплавание.

Так что проучился он у меня четыре года, исполнилось ему пятнадцать лет, и мы с обоюдного согласия решили, что, когда вернемся в Питер, я устрою его в Морской Корпус. Да только не вернулся он.

– Про летучего данайца расскажи, – подсказывает ладья.

– Да, про летучего данайца, – кивает Аленка. – Давным-давно царь Одиссей поссорился с богом морей Посейдоном. То ли съел он быков, то ли просто угнал, не помню. А потом еще глаз великану, Посейдонову сыну, выколол. В общем, проклял его Посейдон, и не мог Одиссей вернуться на родину. И все его спутники не могли. И вот, блуждая по морю, они причалили к острову, жители которого находились в постоянном дурмане, поедая семена лотоса. Часть своих друзей Одиссей оттуда успел увести, но немало и осталось, решив, что вечное забвение лучше вечного скитания. Тогда Одиссей оставил им одну из галер, вытащив ее на песчаный берег, как тогда водилось, а сам уплыл.

Так вот эта галера стояла-стояла на песке, ждала-ждала моряков, да так и не дождалась. А вместо этого стала она летучим кораблем, и теперь, словно призрак, летает над океанами. Изредка встречала ее и я. Думала, что это и есть призрак, видение бестелесное, а оказалось иначе.

Иван мой очень Италию любил, это у него с беспризорного детства осталось. Когда он в первый раз увидел, что апельсины и лимоны (дивное лакомство) растут просто на деревьях вдоль дороги, у него дыханье сперло.

– Так вот он какой, рай, – сказал он тогда мне.

Позднее понял, конечно, что никакой ни рай, страна со своими бедняками и нищими, но за это первое волшебное впечатление полюбил Италию навсегда. И мы часто туда наведывались.