В любви и боли. Противостояние. Том второй

Кратковременную судорогу испытанного "удовольствия" и плавящуюся метку от удара флоггера нещадно смяло твоим громким шепотом, выжгло всеразрушающим напалмом твоих забивающих до смерти слов. Я даже не успела всхлипнуть (колючая проволока сухой асфиксии моментально стянула мою глотку и грудину тугой режущей петлей), только раскрыть шире под повязкой глаза и все равно ничерта не увидеть, кроме твоей кровавой мглы и сплошной черноты ненасытной бездны.

— Наслаждайся, бл*дь. Разве не к этому ты стремилась все эти годы? Жить только на инстинктах, сиюминутном наслаждении, заменить реальное, живое и ценное на жалкое подобие истинного смысла бытия, — я уже не дрожала, меня трясло, колотило, сжигало заживо в твоих словах, руках и в каждом беспощадном жесте…

И ты словно намеренно, как изощренной издевкой усиливал свои "удары" через манипуляцию своих прикосновений и последующих действий: более нежно и жарче обхватывал мой затылок пальцами, массируя корни волос их ласковыми сжатиями… и накрывая следы плети попеременно на моих ягодицах интимным захватом ладони поверх каждого ягодичного холмика. Сминал, сдавливал, задевал грубой кожей перчатки воспаленные участки промежности и онемевшей киски. А я не могла… Господи, я даже не могла зарыдать, не то чтобы закричать или забиться в истерическом припадке до полной потери сознания.

— Это все, что тебе теперь доступно: статус шлюхи, бл*ди и анальной дырки для слишком щедрого Хозяина. Как видишь, у любви тоже есть своя обратная изнанка. И, увы, она далеко нелицеприятна. И все, что тебе теперь остается — сравнивать силу физической боли и наслаждения с тем, что ты потеряла и уже никогда не вернешь. Только внешняя физиология, одни оголенные инстинкты и животные рефлексы. Я сделаю так, чтобы твоя боль была очень сладкой и нестерпимой, и ты полюбишь ее, потому что отныне ты будешь жить только ею…

В этот раз я не услышала, как дрогнул воздух и плотный мрак разрезало каскадом черных жгутов плети. Меня душили, глушили и стягивали тугие полотнища твоего черного савана. Я даже не успела осознать, когда и как ты разжал ладонь на моей ягодице, слишком глубоким был отпечаток от твоей руки и предыдущего удара флоггера. Новый захлест перечертил поясницу где-то на середине и под углом, и на этот раз холодная метка мертвого поцелуя оказалась весьма осязаемой, особенно в последующие секунды, разгораясь на моей спине подобно мириадам огненных искр на папиросной бумаге. Ты отпустил мне волосы и меня снова крутануло в смертельной петле с окончательной потерей твоего спасительного ориентира в этой жуткой обезумевшей мгле. Мне оставалось только цепляться слухом за твои шаги и горящими сенсорами трясущегося тела за передвижением твоей тени. Но сейчас это было нереально. Я не понимала откуда они доносятся, с какой стороны, сверху или снизу, а может изнутри меня самой? Но я чувствовала, бл*дь, чувствовала их практически физически, словно они отражались или сразу впитывались моими телесными ранами, каждым прописанным отпечатком от твоих рук и пальцев на коже и под кожей, на самых уязвимых и чувствительных точках поверх и в глубине… в недостижимой глубине.

— Жить, существовать и молиться на каждый удар… — (следующий прошелся по моей левой лопатке — ты попадал точно по выбранной тобою цели просто идеально, тебе даже не мешали ремни сбруи, хотя, возможно, они частично смягчали силу наносимых захлестов). — Осознавать в полную меру, что это единственное, на что ты теперь можешь рассчитывать — на безвольное, раболепное существование у ног своего Хозяина, под его ошейником и под его членом, — (кажется это был пятый, хотя я старалась не считать… все равно, что попытаться высчитать количество хвостиков плети в момент их слияния с моей кожей… это же реально можно рехнуться) — Это и есть твое нынешнее место. Это и есть то, что от тебя останется. Моя бесправная вещь, персональная сучка, спускающая и готовая принять своего Хозяина в любую секунду только по щелчку его пальцев и кивку головы. — (еще один… и ты определенно не спешил с интервалами между ударами, тщательно и крайне щепетильно готовясь к следующему заходу: выбирая точку, просчитывая траекторию и вкладываемую силу твоей руки) — И ты будешь его хотеть и ждать всегда, в любом состоянии, до которого я тебя доведу, и в любом положении, в которое я тебя поставлю. Даже истекая кровью и теряя сознание, на пике самой острой боли. Будешь выть и умолять меня о разрешении кончить. И особенно на моем члене.

Не знаю, какой он был по счету. Возможно даже десятый. И он прошелся точно по центру промежности, охватив и вжавшись всеми хвостиками плети в распухшие складки вульвы, в половые губы и ноющий клитор. И ты не сразу их сдернул, задержав ровно настолько, чтобы я успела прочувствовать распускающееся жжение искрящейся боли под их тугими жгутами, впечатавшихся в мою киску на несколько нереально долгих мгновений, после обмякших и заскользивших вверх по растерзанной плоти за замедленным движением твоей руки.