В любви и боли. Противостояние. Том второй

Помню, как взял меня на руки, осторожно подняв со столешницы, и окутал своими объятиями, в которые меня интуитивно потянуло вцепиться, хотя я не чувствовала ни рук, ни большей части собственного тела. Боже, я же ни хрена тогда не соображала, но даже в таком состоянии пыталась спрятаться в тебе. От тебя, себя или сразу от обоих?

Кляп ты снял практически первым, а вот повязку уже когда вынес в коридор, где было уже достаточно темно и сумеречно, и где моим глазам было проще адаптироваться к приглушенному свету. Но, кажется, я не открывала их еще долго… а может смотрела в упор в фактурное плетение дорогой черной ткани твоего пиджака, не отрывая от этой завораживающей картинки слезящегося взгляда и не поднимая его к твоему лицу. Не сейчас… Потом. Когда у меня не останется для этого выбора и возможности спрятаться.

И почти все это время в гробовом молчании. Хотя возможно ты что-то и говорил, просто это я оглохла… изнутри… на несколько часов.

Моя новая спальня. Я почувствовала, что ты внес меня в ее открытый настежь проем, наверное, из-за ее более яркого освещения, но я все равно не хотела поворачивать головы и отрывать глаз от твоего пиджака. Мне было еще тепло и так странно спокойно. Так близко к тебе… к твоему сердцу, к твоему спрятанному под мягким твидом телу, его тонкому запаху и вкусу… Бесценные мгновения, когда я могла ТАК тебя чувствовать и использовать это по-своему.

Но уже в ванной все изменилось… Я начала приходить в себя или была вынуждена это сделать. Ты усадил меня на белый топчан-софу перед окном и мне пришлось искать в себе силы, чтобы как-то удержаться в сидящем положении и не скатиться по краю кожаной обивки на пол, хоть и на толстый ворс мягкого плюшевого ковролина. Ко мне возвращались ощущения моего собственного тела, пусть пока это были только немеющие отзвуки твоих отметин и ударов, пустившие по коже, по венам и костям гудящую вибрацию первых разрядов переменного тока. Правда меня тянуло списать их на психосоматическую сеть (или клетку) твоей живой тени, которая продолжала сжимать меня снаружи и изнутри даже после того, как ты меня оставил и отошел в другой конец ванной комнаты.

Кажется, ты спросил не хочу ли я в туалет. Посмотрел на меня… а я лишь залипла отрешенным взглядом на твоем лице, как до этого на твоих движениях и ритуале с приготовлениями к моему купанию. Ты снова вернулся, опять что-то спрашивая или рассказывая, что я должна-или-не-должна, а может и нет. Хотя мне нравилось слушать твой голос… будто он звучал в моей голове, как воспоминаниями из забытого прошлого, разливаясь изнутри по венам тягучей патокой согревающего бальзама. А может мне это все только чудилось? И то, как ты встал передо мной на колено, и как начал расстегивать на мне ремешки сбруи, стягивая ее тугую сетку с моего вздрагивающего тела с особой осторожностью…

Снова несколько коротких секунд в твоих объятиях, зыбкий вакуум горячей воды — я почти не чувствую боли, меня уносит на несколько минут в параллельную прострацию, ведь ты сейчас начнешь меня купать. И я впервые этого не боюсь. Зачем мне обманывать себя и тем более сейчас… мне нравится, как ты меня купаешь, тем более, когда делаешь это с такой невыносимой нежностью, чтобы в лишний раз не задеть мне раны и не причинить новой боли. Хотя сейчас я ее практически не замечаю, а когда ты дашь мне выпить таблетку, вообще не буду чувствовать… только твои нежные ладони, смывающие с моей кожи липкий налет этого кошмарного вечера и втирающие прохладные капли мази в пульсирующие раны на спине, ягодицах и промежности.

— Кушать хочешь? — уже в спальне я сумею запомнить твой вопрос и даже ответить на него отрицательным кивком головы.

Мне пока еще хорошо… таблетка действует на удивление очень быстро, как и противовоспалительный крем с твоих пальцев. Больно только поначалу и ненадолго. И когда ты вставляешь вагинальную свечку в мое почти притихшее влагалище, я дергаюсь скорее от удивления, чем от нежелания, чтобы ко мне там прикасалась как минимум не менее двух ближайших недель.

— Тогда засыпай. Тебе надо отдохнуть перед работой. Ты была сегодня большой умничкой… — хорошо, что ты сказал мне это уже после таблетки и меня не накрыло смыслом твоей последней фразы завершающим контрольным этого дня. — Моя девочка заслужила большого поощрения.

Нет. Не сейчас. И не с твоим благодарным поцелуем в лоб от щедрого Хозяина, закрывшего мои глаза в этот вечер уже насовсем. Я не хочу об этом думать. Я больше ничего не хочу… и спать тоже не хочу… хотя и устала… до смерти…

Я не знаю… просто провалиться в твой мрак… отключиться… забыть, кто я, что я, где и почему… Да… Снова умереть… еще на одну вечность… под ощутимым взглядом твоих глаз… под теплом твоих рук, твоей сминающей тени и тебя…

Ты ведь никуда не уйдешь?.. не бросишь меня?..

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Игрушка. Вещь. Бесправная рабыня.

Беспомощный протест погашен вновь.

Сползла к ногам… под кожей дрожью иней.

В глазах расплаты ужас, стынет кровь.

Клинками взгляда вспарываю нервы,

Раскраиваю душу плетью слов.