В людских и лесных дебрях

Я заметил только длинную седую бороду и такие же волосы, выглядывающие из-под барашковой шапки-папахи.

Я попросил чиновника и рабочих, чтобы продали мне что-нибудь из еды, но они отказали мне в очень грубой форме, после чего даже не захотели со мной разговаривать. Ехал я лёгкими санками, запряженными двумя лошадьми. Я вышел из станции и начал оглядывать своих кляч, могут ли они совершить ещё каких-то двадцать километров до следующей станции, где может быть я смог бы найти лучший прием. К сожалению, кони оыли совершенно изнуренные и стояли с мрачно опущенными головами, дрожа всем телом.

Когда скрипнули двери вокзала, я оглянулся.

Невысокий мужик, широкоплечий, совершенно седой, в барашковой шапке и в полушубке с большим воротником, стоял на перроне и внимательно приглядывался ко мне. Наконец он протер лицо ладонью и, обращаясь ко мне, спросил:

— Что же это? У вас нет никакой еды?

— Нет, — ответил я, — и не знаю, что делать, так как с этими лошадьми не доеду до следующей станции. Может быть, вы посоветуете мне, где можно добыть хотя бы хлеба для себя, а для коней — овса или сена?

Он засмеялся тихо и ответил:

— Трудно будет! Здесь все уже разграбили, сначала солдаты Колчака, а потом большевики. Но поскольку у вас все так плохо, угощу вас.

Сказав это, он хлопнул в ладони.

Из лесу, который был отделен от станции только железнодорожным полотном, появился всадник. Старик что-то шепнул ему, потом пригласил меня внутрь вокзала. Мы уселись у стола. Немного погодя появился всадник и, соскочив с коня, внес мешок, из которого достал бутылку водки, стакан, хлеб, яйца и кусок солонины, и разложил это все на столе.

— Ешьте! — произнес старик, внимательно рассматривая меня. — А ты, парень, распряги и накорми коней этого странника, так как это мой знакомый. Слышишь?

Я не заставил себя уговаривать и ел так, как только может есть голодный человек, у которого чиста совесть, который ничего не боится и ничего не ждет.

— Что же, не боитесь ехать этой дорогой? — Подняв плечи и усмехнувшись, произнес старик.

— Кого и чего должен бы я бояться? — ответил я. — Денег нет, вреда никому не причинял. А если погибну, ну, и это хорошо, так как мне опротивела уже такая жизнь!.. Подумайте сами! Всю жизнь работал, как вол, ни от кого наследства не получил, никого не ограбил, всему обязан собственной голове и рукам, а господа большевики заверяют меня, что был я эксплуататором трудового народа, буржуем и вампиром, который пил их кровь. Такое глупое положение мне опротивело. Пусть бы уж скорей пришел какой-то конец!

Незнакомец фыркнул громким смехом и воскликнул:

— Да! Большевики идиоты, и поэтому наделают глупостей, которые их погубят. Но что касается вас, то могла вам грозить опасность, так как здесь в окрестностях Ботогола крутится партизан Болотов. Слышали, наверное, что вырезал он целый город Кузнецк.

В самом деле, вести о страшной резне, учиненной каким-то партизаном из Кузнецка, где были обезглавлены инженеры Первов, Садов и другие, головы же их были насажены на палки и выставлены на площади; где издевались самым отвратительным способом над женщинами; где истребили поголовно всю интеллигенцию и спалили здания школ, больниц и церквей, мрачным эхом разнеслись по всей Сибири, а имя Болотова ужасом пронизывало сердца жителей.

— Слышал! — отвечал я. — Но с этим ничего поделать не могу. Еду этой дорогой, и баста! Доеду ли — не знаю, но зачем над этим ломать себе голову? Вскоре все узнаю.

Незнакомец снова рассмеялся, так как, видимо, позабавило его моё легкомыслие по отношению к жизни и смерти, но вскоре став серьезным, он спросил, наклонившись ко мне.

— Были ли вы когда-нибудь на Сахалине?

— Был и объехал весь Остров… Но это уже было давно!..

Старик поднялся и протянул мне ладонь.

— Помните Болотова, — воскликнул он, — Андрея Болотова, «мстителя», которого вы встретили в дороге из Погиби до мыса Марии?

Он замолчал внезапно, а немного погодя продолжил:

— Того, который вам рассказывал об убитом в Оноре сыне… Помните?..

— Выходит это вы были? — Спросил я удивленно. — Очень изменились!

— Много времени и воды уплыло с того дня! — произнёс он в задумчивости. — Теперь все изменилось, и я изменился. Был собирателем пожертвований в церкви, а теперь взял винтовку и лью кровь людскую, как воду!

— Это вы, тот Болотов, партизан… из Кузнецка? — Задал я вопрос.

— А, я! — воскликнул он, весело встряхивая седой гривой волос. — Гуляем теперь, и всюду для меня дорога свободная!

— Как же это случилось? — с изумлением выпытывал я, совершенно забывая, какая страшная знаменитость находится передо мной. — На Сахалине вы преследовали арестантов из Оноре, а теперь нападаете на правительственных чиновников, которые были не очень снисходительны к этим арестантам?